Наполеоновские войны - [38]

Справедливости ради стоит сказать, что до тех пор Вильнев и не совершал крупных ошибок. Он выполнил все, что намечал император, под его флагом было собрано 29 французских и испанских кораблей. Оставалось только идти на север – к Бресту; но тут-то, когда предстояло проникнуть в самую гущу неприятельских сил, в эту решительную минуту Вильнев допустил ошибку – свою эскадру он повел в противоположном направлении – на юг, в Кадис. 11 августа он писал адмиралу Декре: «Рассудите, как мне не заботиться и не тревожиться: я выхожу в море, а у меня два корабля, “Ахилл” и “Альджесирас” почти съедены болезнями. “Индомтабль” не в лучшем положении, и сверх того, часть экипажа его в бегах, а мне угрожают соединением Кальдера и Нельсона… Наши силы должны были состоять из сотен кораблей, а будут всего из 28 или 29, тогда как неприятельские более сосредоточены, чем когда-нибудь. На этом основании мне нельзя сделать ничего другого, как только перейти в Кадис».

Итак, вопреки прямым приказам Наполеона идти в Ла-Манш, чтобы продолжить выполнение плана, адмирал повернул на юг и встал на якорь в Кадисе. Между тем Наполеон все еще ждал, что эскадра Вильнева возьмет курс на пролив. Наполеон торопил Вильнева, так как 5 августа (24 июля) 1805 года Австрия, решившая наконец-то присоединиться к коалиции, объявила Франции войну, и следовало ожидать открытия военных действий у восточных границ Французской империи. Арест французскими жандармами члена династии Бурбонов герцога Энгиенского на баденской территории и казнь в Париже по приговору военно-полевого суда – все это создавало при европейских монархических дворах настроение, ускорившее создание давно ими задуманной третьей коалиции. «Идите, – писал Наполеон Вильневу, – в Булони, в Этапле, в Вимре и в Амбльтезе вас ждут 150 000 человек, готовые сесть на 2000 судов, расставленных в линии на всех рейдах от Этапля до мыса Гринэ, несмотря на неприятельские крейсеры. Один ваш переход – и Англия в наших руках, окончательно и бесповоротно». Но Вильнев нарушил приказ и не вышел в море. «Выйти из Кадиса, – снова писал он адмиралу Декре, – не имея возможности тотчас же пройти в пролив и притом с уверенностью встретить весьма превосходного неприятеля, значило бы все потерять. Я не могу думать, чтобы Его Величество захотел подвергнуть большую часть морских сил своих такому отчаянному риску, который не обещает даже славы». Жюльен-де-ла-Гравьер Рош писал об этом: «Вильнев, со своим апатичным характером не жаждал той славы, которая остается в памяти благодарных потомков. Он в состоянии был возвыситься до самого отчаянного геройства, если бы в мужестве его кто-нибудь усомнился, но ничто в свете не могло пробудить в нем той пылкой веры, которой требовал от него император. Он, может быть, слишком легкомысленно взял на себя такое грандиозное предприятие. Пугаться опасностей значило уже вредить успеху дела, а Вильнев ежеминутно испытывал сомнения».

Наполеон сурово осуждал Вильнева за нерешительность. Лишенный возможности выполнить самый блистательный проект, что когда-либо занимал его мысли, он строго осуждал переход соединенного флота в Кадис. Наполеон видел в этом решении не расчет, а панический страх, и тем суровее упрекал Вильнева в неверии в свои силы и в нерешительности, ибо, как писал Декре, «никакое чувство не было более чуждо его великой душе и не поражало его неприятнее в других».

Императору адмирал Вильнев объяснял свои действия бедственным положением и плохой готовностью флота. Самое интересное, что с точки зрения современных военных историков, у адмирала был реальный шанс прорваться к Ла-Маншу, так как английские флотоводцы долго не могли скоординировать свои действия, нужно было лишь проявить достаточную смелость. Несмотря на причины, усложнявшие четкое выполнение наполеоновского плана «Булонской экспедиции» и даже частично ее срывавших (например, потеря двух кораблей в сражении у мыса Финистерра), план императора все-таки мог бы быть выполнен, чему способствовали сами англичане, допустившие стратегическую ошибку. 17 (5) августа адмирал Корнуоллис послал вице-адмирала Р. Кальдера опять к Ферролю с 18 линейными кораблями, оставив при себе 17. Вследствие этого сложилась благоприятная обстановка для союзных франко-испанских сил. У Гантома в Бресте был 21 корабль против 17 адмирала Корнуоллиса, а у Вильнева 29 – против 18 вице-адмирала Р. Кальдера. Если бы французские адмиралы проявили решительность, то, пусть и с потерями, но все-таки смогли бы прибыть в Булонь.

О том, был ли шанс у Вильнева, Жюльен-де-ла-Гравьер Рош пишет так: «Какой оборот приняли бы дела, если бы союзный флот, стоявший со 2 августа в Ферроле, не так медленно двигался, а напротив, устремился бы на 35 кораблей Корнуоллиса? При воспоминании о том, что произошло впоследствии у Трафальгара, невольно рождается вопрос: мог ли соединенный флот, даже позволив разбить себя, нанести при этом неприятелю такой вред, чтобы принудить его выпустить из Бреста эскадру Гантома? Если бы, напротив, Вильнев, так как на это и указал раздраженный император адмиралу Декре, соединился бы в Виго с отрядом капитана Лаллемана, который пришел туда 16 августа, то он, по всей вероятности, направясь к Бресту, разошелся бы с Кальдером, не встретив его, и тогда, имея 33 корабля, легко бы мог справиться с 18 кораблями, оставшимися у Корнуоллиса при Уэсса-не. Однако более вероятно то, что Кальдер, явившийся перед Ферролем 20 августа, узнал бы через нейтральные суда о движении Вильнева. При этом известии Кальдер, без сомнения, тотчас бы воротился к Корнуоллису или, как сделал бы это на его месте Нельсон, стал бы преследовать и тревожить союзный флот до последней возможности. В таком случае опасения Вильнева и Гравины, без сомнения, оправдались бы. И притом, если бы даже, несмотря на столько препятствий, Вильнев и Гантома соединились – оставалось еще провести эти 55 кораблей в Канал. Тогда следует еще спросить, неужели не попытались бы 35 английских кораблей, к которым присоединились бы, может статься, еще новые подкрепления, воспротивиться этому переходу? В двух шагах от своих портов, в таком море, где Шербургне представлял тогда для французских эскадр достаточное убежище, ужели не могли они атаковать с успехом армаду, правда огромную, но мало привычную к морским крейсерствам, которую притом весьма трудно было бы держать вместе при непостоянных ветрах, при сильных и неправильных течениях, господствующих в этих водах, и к тому же в такое время года, когда ночи уже становятся темными и продолжительными. К несчастью для Вильнева, ответ на эти вопросы не вызывал сомнения».