Наполеоновские войны - [19]

Один из французских офицеров впоследствии написал: «Никому не желаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел». Пленников вывели на берег моря и, чтобы не расходовать лишних патронов, часть из них загнали в воду. «Многих из этих несчастных, – вспоминал Бурьенн, – составлявших меньший отряд, казненный на морском берегу неподалеку от другого отряда, успели спастись вплавь на подводные камни, до которых выстрелы не достигали. Солдаты, положив ружья на песок, манили их назад египетскими знаками примирения, употребительными в стране сей. Они возвращались, но обретали смерть и погибали в волнах». Но даже спустя много лет Бонапарт продолжал твердо стоять на том, что эта казнь была единственной правильной мерой. В его интерпретации события в Яффе выглядели следующим образом: «Ярость солдат достигла предела, они перебили всех; город был разграблен и пережил все ужасы, достающиеся на долю города, взятого штурмом. Наступила ночь. Около полуночи была обнародована всеобщая амнистия, действие которой, однако, не распространялось на лиц, входивших в состав гарнизона Аль-Ариша. Солдатам было запрещено дурно обращаться с кем бы то ни было; удалось прекратить огонь, у мечетей, где укрылись жители, у некоторых складов и общественных мест были поставлены часовые. Пленных собрали и разместили вне стен города; но грабеж продолжался; только на рассвете порядок был полностью восстановлен. Пленных оказалось 2500, в том числе 800 или 900 из гарнизона Аль-Ариша. Последние, после того как они поклялись не возвращаться в Сирию раньше как через год, сделали три перехода в направлении Багдада, но затем обходным путем прибыли в Яффу. Таким образом, они нарушили свою клятву; их расстреляли. Остальных пленных отправили в Египет с трофеями, знаменами и т. д. Абдаллах спрятался и переоделся в одеяние одного из монахов ордена Святой земли; он вышел из Яффы, добрался до палатки главнокомандующего и пал ниц перед ним. С Абдаллахом обошлись так хорошо, как он мог бы пожелать. Он оказал некоторые услуги и был отправлен в Каир. Семьсот погонщиков верблюдов, слуг и солдат были египтянами, они с полным доверием сослались на шейхов и были спасены. Бросаясь ночью к солдатам, они кричали: «Месри, месри», как сказали бы: «Французы, французы». Прибыв в Египет, они стали хвалиться уважением, которое им оказали, как только стало известно, что они – египтяне. 500 солдатам гарнизона удалось спастись от ярости солдат, выдав себя за жителей. В дальнейшем они получили пропуска, которые позволили им уйти за Иордан».

Вслед за Яффой пала и Хайфа, а к середине марта французская армия уже завоевала всю Палестину. Но вскоре ей пришлось столкнуться с куда более страшным и безжалостным врагом, нежели турки, – чумой. Болезнь вызывала панический страх у солдат, а Бонапарт, чтобы избежать эпидемии, спешно приказал уничтожить все захваченное ими при разграблении Яффы. В то время как монахи ордена Святой земли отказались общаться с больными, а часть санитаров дезертировала из госпиталя, он решил собственным примером подавить панику. Бонапарт пришел в госпиталь и приказал оперировать больных в его присутствии. По словам А. Иванова, «он прикоснулся к тем, которые казались наиболее потерявшими присутствие духа, чтобы доказать им, что это не чума, и помог санитарам вынести труп из палаты». Это несколько упокоило солдатские души. А вскоре в порт Яффы прибыл конвой из 16 судов, груженных рисом, мукой, растительным маслом, порохом и патронами. Теперь армия имела всего вдоволь и могла двинуться на Иерусалим, христианское население которого готово было подчиниться французам в обмен на их освобождение и защиту от турок. Но главнокомандующий снова отложил свой визит в этот центр христианского мира до лучших времен. Пока он посчитал, что французским легионерам лучше «занять умы военными операциями, нежели оставить их размышлять над яффскими болезнями и симптомами, которые обнаруживались каждый день».

И направил свою армию дальше на восток, к старинной крепости Сен – Жан – д ’Акр.

Бесславный конец сирийской кампании

Крепость Сен-Жан-д’Акр (турки называли ее Аккой или Акрой), ставшая достоянием крестоносцев еще в XIII веке, стояла на полуострове, в северной части бухты, и была укреплена массивными стенами. Одолеть эту твердыню было очень нелегко. Недаром Наполеон считал, что «судьба заключена в этой скорлупе». Как писал А. Манфред, «за Сен-Жан-д’Акром открывалась дорога на Дамаск, на Алеппо; он уже видел себя идущим по великим путям Александра Македонского. Выйти только к Дамаску, а оттуда стремительным маршем к Евфрату, Багдаду – и путь в Индию открыт!» Но стремительного марша не получилось. Наполеоновская армия, измученная болезнями и палящим солнцем, подошла к городу только 18 марта. По мнению историков, приди она на три дня раньше, город был бы взят без проблем. Как оказалось, именно эта потеря времени стала для французов роковой.

Надо сказать, что в этом походе у великого полководца все не заладилось с самого начала. Население Сирии, на поддержку которого он рассчитывал, так же как и в Египте, относилось к «неверным» враждебно. Так что пополнить свою армию за счет местного населения он не смог. А тут еще верный друг Жюно зачем-то рассказал ему о неверности его жены Жозефины. Это стало для Бонапарта чуть ли не самым сильным потрясением последних месяцев. На время оно заслонило перед ним все остальное: и необходимость трезвого оперативного расчета, и ответственность перед теми людьми, которых он вел за собой. Но все-таки вскоре главнокомандующий сумел подавить гнев и мрачные мысли и почувствовать себя прежде всего солдатом, исполняющим свой долг.