Наполеоновские войны - [29]

К тому же, в организационном плане унаследованная Наполеоном армия отличалась тем, что вот уже несколько лет она формировалась из постоянных дивизий (о присущих такой структуре преимуществах уже упоминалось). Вполне вероятно, но это вопрос спорный, подобная постановка дела, кроме того, повысила уровень армейских генералов. Кое в чём, правда, он был уже тогда очень высок: революция породила новых командиров, которые до 1789 г. почти наверняка не смогли бы добиться признания. Разумеется, главный пример — сам Наполеон, но было много других, в том числе 18 маршалов, а на менее высоком уровне такие выдающиеся фигуры как Фриан (Friant), Вандамм (Vandamme), Монбрун (Montbrun), Жюно (Junot) и Делаборд (Delabordе). С учётом тех офицеров, кто всё равно получил бы высокий чин благодаря происхождению, примерно половина генералов образца 1805 г. была назначена на должность после 1789 г. Некоторые, конечно, оказались выдвинуты не по способностям, но в целом они были активны, честолюбивы и торопились показать себя, а их храбрость и наступательный порыв благоприятно отразились на сражениях, данных французами. Кроме того, согласно дивизионной системе, им поручалось командование отдельными отрядами, чем, обычно, не мог похвастать противник, который, кроме того, был пленником ряда других недостатков. Надо сказать, что генералов старой Европы несколько очернили, а ведь за исключением небольшого числа неоперившихся аристократов, занимавших место только благодаря своему положению, — эрцгерцогу Иоганну было всего 18 лет, когда он в 1800 г. у Гогенлиндена потерпел поражение от Моро (Moreau), — они были гораздо старше, чем их враги-французы: средний возраст генералов австрийской армии составлял 63 года, а в Пруссии 1806-го 79 генералов из 142 были старше 60 лет, и только 13 моложе 50[92]. Старые способы ведения боя впитались им в плоть и кровь, уничтожение живой силы противника не являлось для них главной целью сражения, что заметно затрудняло их противоборство с французами (что отнюдь не мешало им поносить французскую доблесть вдоль и поперёк: в 1806 г. пруссак фон Рюхель (von Riichel) договорился до того, что несколько генералов Фридриха-Вильгельма «не уступают господину Бонапарту»[93]).

И в личном составе французские армии значительно превосходили противника. Тогда как французский младший офицер в 1805 г. был обычно действительно молод, а его производство в чин всецело определялось личными заслугами, в других армиях в этом качестве представал либо пожилой ветеран, с трудом вырвавшийся из рядовых (что случалось нередко) и навсегда погрязший в рутине, бедности и безграмотности, либо молодой дворянин, скорее занятый охотой, азартными играми и амурными похождениями. Что же касается рядового состава, то примерно половина французских солдат служили в армии с 1799 г. и не более 60.000 находились на службе меньше года. Опытные и выносливые, они легко выдерживали тяготы походной жизни, прекрасно умели позаботиться о себе в полевых условиях и славились способностью жить за счёт селян. Вот как рассказывает об этом один испанский наблюдатель:

«Солдат, который идёт за провиантом, никогда не возвращается с пустыми руками. Если нет коровы или быка, он пригонит телят, свиней или овец. Он ведёт беспощадную войну с курами и ни во что не ставит хлеб и овощи. Деревня должна быть очень бедна, чтобы не удалось найти чего-нибудь повкуснее их пайков»[94].

И здесь чувствуется новый армейский порядок, внесённый после революции: французских солдат, теперь уже небитых-непоротых и не доведённых до отупения бессмысленной муштрой, заставляли уважать себя и действовать самостоятельно. Они были душой и телом преданы Революции, ничто и никогда не могло поколебать их уверенности в светлом будущем. Какие бы политические изменения ни происходили после 1792 г., а тем паче после 1799-го, для многих солдат жизненно важным, по свидетельству Шарля Паркена, оставались

«великие идеалы французской революции — идеалы свободы, единения и грядущего — которые как все безотчётно осознают, олицетворяет император Наполеон»[95].

Сам факт Революции постоянно напоминал солдатам о превосходстве французов над остальными народами Европы; их боевой дух к тому же укрепляли беспримерные победы — Маренго и Гогенлинден с лихвой возместили потери 1799 г. И наконец, — у каждого было за что сражаться, поскольку, отбросив громкие слова, что солдаты — свободные граждане, которых волнует судьба Отчизны, они знали, что за храбрость и отличную службу можно получить внушительное вознаграждение. Конечно, не всё складывалось так гладко, как, впрочем, всегда и везде, и уровень преданности и исполнения своих обязанностей оставался далёк от идеала, и дезертирство во всю наполеоновскую эпоху причиняло немало хлопот. И всё же армия, унаследованная Наполеоном, имела больше интереса защищать честь мундира, чем любая другая. Почти во всех армиях Европы солдат, часто чужеземный и обычно взятый из самых низших слоёв, жил в ужасных условиях, не рассчитывал на хорошее вознаграждение, был, как правило, презираем и подчинялся жесточайшей дисциплине, к тому же муштра выбивала из него последние мозги и ни о каком собственном достоинстве не могло быть и речи. Подготовка же оставляла желать много лучшего: экономии ради многие страны в мирное время сокращали армии или отсылали большую часть солдат домой на «каникулы», а другим разрешали подрабатывать ремесленниками или подмастерьями. И такие вот армии сходились в боях с французами в 1805–1807 гг., плохо подготовленные буквально во всём и напрочь из головы выкинувшие, что «великая армия» находилась под ружьём с 1803 г.