Наполеоновские войны - [13]
А для России этот период ознаменовался попыткой сблизиться с Наполеоном. Александр I был разгневан, узнав об уничтожении Британией Лиги вооружённого нейтралитета, до некоторой степени восторгался Наполеоном, собирался заняться внутренней реформой и стремился к сотрудничеству с Францией по вопросу о реорганизации Германии. К 1803 г. первый восторг прошёл, и его место заняло тревожное чувство, вызванное откровенным желанием Наполеона не только всецело господствовать в Западной Европе, но и расчленить на мелкие кусочки Оттоманскую империю (во времена Амьенского мира Петербург неоднократно получал из Парижа предложения заключить «соглашение» по Балканам). Александр, весьма раздражённый претензиями Наполеона, провозгласившего себя пожизненно первым консулом, высказал мнение, что Бонапарт — «один из самых отъявленных тиранов, которых когда-либо порождала история»[57]. Тем не менее он не захотел действовать силой и попытался выступить посредником, предложив условия, которые лишили бы Британию Мальты и гарантировали Франции её нынешние границы и сферу влияния в Европе в обмен на признание французами status quo других территорий, в частности Неаполя и Оттоманской империи. Как известно, даже в тот момент, когда обсуждалось это предложение, Александра пытались склонить на враждебные позиции, но, хотя его политика становилась всё более антифранцузской, существовали и другие причины, несколько осложнявшие дела. Под влиянием своего близкого советника и друга, князя Адама Чарторыйского, назначенного в сентябре 1802 г. товарищем министра иностранных дел, он потихоньку склонялся к тому, что лучшим средством сдержать французскую экспансию было бы установление российского превосходства в Восточной Европе либо путём прямых аннексий, либо привлечением зависимых государств-сателлитов (Чарторыйский был, например, ревностным поборником возрождения Польши)[58]. Однако этот сценарий, скорее всего, привёл бы к обратным результатам, поскольку определённо толкал Россию на разрыв отношений со Швецией, Пруссией, Австрией и Турцией, давая в свою очередь каждой из этих держав право броситься в объятия Франции (и действительно, в 1803 г. Густав IV Шведский уже был заинтересован в союзе с Францией). Итак, разрыв с Россией мог подарить Франции новых союзников.
Теперь — Пруссия. В 1803 г. Берлин менее всех европейских столиц питал враждебность к Наполеону. Фридрих-Вильгельм III терпеть не мог Бурбонов и ничего не имел против Наполеона как первого консула. В то же время он слыл человеком мирным[59]; главным счастьем для него, по свидетельству одного британского дипломата, было «отсутствие всяких тревог»[60]. По своим склонностям, он, естественно, назначал в советники людей, веривших в нейтралитет Пруссии, отличавший её политику с 1795 г.[61] Это было единственно верное направление, если учитывать постоянную нехватку денег и хроническое недоверие к Австрии и России. Разумеется, совершенно не обязательно думать, что Пруссия сохранила бы нейтралитет — расширение территорий интересовало даже Фридриха-Вильгельма, но приобретения, на которые он мог претендовать (Ганновер и шведская Померания), явились бы яблоком раздора между ним и Францией, и Чарторыйским, и ещё многими-многими другими…
Итак, конфликт между Британией и Францией сам по себе не должен был привести к всеобщей войне, а то, что это всё-таки случилось, — целиком на совести Наполеона. Здесь часто придают большое значение так называемой «венсенской трагедии», когда герцога Энгиенского (d’Enghien), дальнего родственника французской королевской семьи, насильно увезли из Бадена, где он пребывал в изгнании, и казнили по подозрению в причастности к роялистскому заговору. Тем не менее, хотя история эта и вызвала ужас, но отразилась лишь на внешней политике Швеции; новость об убийстве герцога Энгиенского заставила достаточно неуравновешенного Густава IV отказаться от планов войти в союз с Францией. В отместку он объявил крестовый поход против неё. Идею Густава никто не поддержал, хотя в это время Александр I и разорвал отношения с Наполеоном, было ясно, что к этому его побудила французская угроза равновесию сил в Европе, а вопрос о реставрации Бурбонов был решительно исключён из военных целей того союза, который в 1805 г. превратился в Третью коалицию.
Чтобы понять причины образования Третьей коалиции, нам придётся вновь вернуться к вопросу о росте французской мощи. Итак, война с Англией приводила к немедленному расширению французского влияния на континенте. С одной стороны, Наполеона подталкивали сделать всё, что было в его силах, и положить конец британской торговле, не оставив ей никаких лазеек на континенте, тогда как, с другой стороны, ему требовалось возмещение ущерба за потери в ходе войны (Наполеон, вынужденный в январе 1803 г. продать Соединённым Штатам Америки Луизиану, теперь распрощался с Сан-Доминго). В результате, хотя большая часть армий Наполеона готовилась к форсированию Ла-Манша, он захватил Ганновер, ганзейские территории Куксхавен и Рицбюттель, и, не давая возможности англичанам двигаться в направлении Гамбурга, Саксонии, Богемии и неаполитанских портов Таранто, Отранто и Бриндизи, перекрыл Эльбу. Эти действия сильно встревожили все восточные державы, поскольку были чреваты самыми настоящими неприятностями: так, Австрия опасалась за свою торговлю и её, само собой, волновало явное французское превосходство в Германии и Италии; Пруссия обнаружила французскую армию в самом центре своих владений и пыталась извлечь из этого выгоду, что, впрочем, всегда было одной из отличительных черт её внешней политики, а Россия выступала против перемен, грядущих из высказанного французами интереса к Леванту, а также не одобряла дестабилизацию положения в Германии. Тем не менее до поры до времени и Австрия и Пруссия оставались в бездействии. Австрия, как всегда неохотно вступавшая в войну, поняв, что внимание Франции отвлечено войной с Британией, собиралась воспользоваться этим и получить территориальные уступки у Баварии, Пруссию же вполне устраивало её положение. Россию можно было бы успокоить, будь Наполеон настроен более мирно, но первому консулу полностью недоставало сдержанности. Российские предложения о посредничестве были однозначно отвергнуты, хотя их можно было принять, не уронив достоинства, после того как Британия ясно дала понять, что они для неё совершенно неприемлемы; русскому послу в Париже пришлось выслушать оскорбления на дипломатическом обеде, а французы вновь начали пугать Россию откровенной заинтересованностью Ионическими островами — независимой после Амьена Республикой Семи Островов, и материковой Грецией. Россия заняла открыто враждебную позицию, увеличив набор на военную службу, послав армию на Ионические острова и намекнув Британии, что готова к переговорам относительно оборонительного союза против Наполеона. 18 мая 1804 г. было распространено заявление, что Франции суждено стать наследственной империей. Этого нельзя было допустить, принимая во внимание её ни с чем не сравнимую мощь, т.е. позволив Наполеону примерить мантию Карла Великого, тем самым открывали ему путь к престолу императора Священной Римской империи, а равно к правлению Германией. В результате Чарторыйский уговорил питавшего гораздо меньший энтузиазм Александра приступить к созданию новой коалиции, которая ограничила бы Наполеона рамками, отведёнными Амьеном и Люневилем, причём Британия пообещала выделить на это значительные субсидии. Сейчас же Наполеону направили ультиматум, требующий вывода войск из Ганновера и Неаполя; как и следовало ожидать, последовавший вскоре отказ французского правителя выполнять предложенные условия привёл Россию к прекращению дипломатических отношений с Францией в сентябре 1804 г.
