Наполеоновские войны - [115]

.

Так почему же тогда Наполеон потерпел неудачу? Когда 24 июня разразилась война на бумаге, шансы на быструю победу казались очень высокими. Не считая главным образом прусских и австрийских армий, которые Наполеон развернул, чтобы прикрыть свои фланги, у него было не меньше 375.000 человек, сосредоточенных на реке Неман на фронте длиной семьдесят пять миль между Ковно (Каунас) и Гродно, и ещё 80.000 человек в резерве в тылу, при этом общая численность всех имевшихся у него войск доходила до более чем 600.000 человек. Этим силам противостояло не более 175.000 русских, поддерживаемых лишь разношёрстным собранием учебно-запасных формирований (хотя при этом крупные подразделения регулярных войск, высвобожденные недавними дипломатическими соглашениями с Швецией и Турцией, медленно двигались в Белоруссию). Русские силы были развёрнуты в две армии на очень широком фронте, не было никакого порядка в командовании ими, принятый стратегический план оказался в своей сущности негодным, и не было никаких оснований считать, что качество армии хоть сколько-нибудь лучше, чем при Аустерлице или Фридланде. Но, несмотря на это, быстрой победы, на которую рассчитывал Наполеон, добиться не удалось. «Великая армия», сдерживаемая плохими дорогами, не отвечающей требованиям рекогносцировкой — французская кавалерия вскоре начала табунами валиться у обочин дорог, при этом некоторые соединения к началу июля потеряли четверть лошадей, — командирами, попавшими в непривычную ситуацию, и, в сущности, своим размером, двигалась необычно медленно. Да и сам Наполеон был уже не тот динамичный руководитель, как в молодости, всё больше полнел и довольно неважно себя чувствовал. Следствия всего этого были предсказуемы. Русским, не менее трёх раз ускользнувшим от охвата французами, наконец удалось сосредоточить свои войска в Смоленске, предоставив «Великой армии» медленно тащиться по их следу. А по мере продвижения Наполеона началось разложение его войска. Во-первых, неблагоприятную роль играла погода, поскольку периоды жуткой жары перемежались обильными ливнями. Во-вторых, логистическая ситуация вскоре превратилась в хаос, поскольку воинские части обгоняли свои продовольственные обозы и обнаруживали, что бедные, редконаселённые пограничные области, к тому же опустошённые отступавшими русскими, не могли удовлетворить их потребности. В результате из 375.000 человек, собранных Наполеоном, к моменту достижения окрестностей Смоленска было потеряно примерно 100.000 человек из-за болезней и дезертирства, вдобавок ещё 90.000 человек пришлось выделить на охрану линий сообщения императора с границей. Оставалось лишь 182.000 строевых войск, а потери лошадей в кавалерии и тягловых животных соответственно были ещё тяжелее. Но, как бы то ни было, не всё было потеряно. Хотя обеим русским армиям наконец удалось соединиться в Смоленске, они по-прежнему насчитывали не больше 120.000 человек и к тому же находились почти в таких же стеснённых обстоятельствах, как и французы. Короче, тяжёлый удар ещё мог оказаться решающим, поскольку, если бы защитники Смоленска — основная часть русской армии — были разбиты, появлялись шансы на то, что Александр всё же пойдёт на мир, так как настоящая мобилизация народа, необходимая для замены регулярных частей, была совершенно невозможной.

Но, на самом деле, победы при Смоленске не последовало, причём Наполеон и его старшие командиры проявили ещё большую неумелость в том, что позволили русским оторваться от их численно превосходящих сил и отступить на восток. Вместе с ними, вероятно, улетучился последний шанс Наполеона на победу. Поскольку Александр по-прежнему отказывался пойти на мир, у императора не оставалось никакого выбора, кроме как продолжить поход в расчёте, что, угрожая Москве, он всё же сможет вынудить русских к решающему сражению. Надежды на него, однако, почти не было, поскольку шансы императора на решающую победу стали ещё меньше после того, как последовавший марш на 280 миль на восток добавил к 20.000 человек, потерянных в Смоленске, ещё 16.000, которых он был вынужден выделить для охраны своих коммуникаций. А связано это было, в частности, с тем, что «Великая армия» впервые начала сталкиваться с нерегулярным сопротивлением. К тому времени, когда Кутузову пришлось принять решение о сражении при Бородино, шансы его выросли ещё выше: теперь армия Наполеона насчитывала не более 130.000 человек.

Даже тогда дёшево доставшаяся и сокрушительная победа могла бы ещё принести успех, и в какой-то момент казалось, что это вновь во власти императора, поскольку Кутузов не только развернул свою армию в такой позиции, что ей угрожала смертельная опасность быть обойденной с флангов с юга, отрезанной от Москвы и окружённой на берегу Москвы-реки, но и так расположил свой командный пункт, что это было по меньшей мере странно. Однако, к его счастью, в этот раз военное искусство Наполеона оказался на ещё более низком уровне. Во-первых, не имея на то никаких разумных причин, император отверг план стратегического окружения левого фланга русских и вместо этого остановился на серии массированных фронтальных атак, которые требовали предельного напряжения сил от его измотанной и деморализованной армии и не могли не привести к тяжёлым потерям, в частности потому, что после безмятежных дней 1805–1807 гг. французская тактика претерпела значительные изменения. Так, поскольку рядовой состав комплектовался новобранцами, появилась тенденция к применению грубой силы вместо мастерства: теперь французы, обычно, атаковали огромными дивизионными колоннами, которыми было трудно маневрировать и которые являли собой прекрасную мишень для артиллерии противника, — а русская артиллерия славилась хорошей прислугой, крупными калибрами и многочисленностью.