Наполеоновские войны - [109]

Несмотря на торжественные заявления короля о благих намерениях, на самом деле он оставался таким же абсолютистом, как и всегда, а сохранение конституции фактически определялось продолжающимся британским присутствием. Но Бентинк, не терявший надежд на народное восстание в Италии ещё долго после того, как в Лондоне оставили всякую мысль об этом, боясь вызвать раздражение у Австрии, быстро начал впадать в немилость, к тому же, по общему мнению, в Сицилии не следовало силой поддерживать конституционный порядок. Хотя Бентинка оставили командующим армией, его лишили посольских полномочий, при этом Британия дала понять, что его преемник, А’Курт (A’Court), будет стараться поддерживать конституцию лишь постольку-поскольку. Так как в то время инициатива полностью перешла к Фердинанду, он мог ожидать подходящего момента до тех пор, пока у него не появятся гарантии возврата Неаполя. Однако в марте 1815 г. эта шарада наконец разрешилась: Мюрат, опасавшийся, что союзники собираются низложить его, ухватился за возможность, предоставленную Ста днями, чтобы гарантировать себе престол, но 3 мая потерпел поражение при Толентино и был отправлен в изгнание. Так как дорогу в Неаполь больше ничто не преграждало — союзники незамедлительно выразили своё согласие на восстановление Фердинанда на престоле — он не стал медлить с отмщением, распустив 17 мая парламент и вернувшись в свою старую столицу. Более того, через шесть месяцев Неаполь и Сицилия были провозглашены единым государством, Королевством Обеих Сицилий, а отдельная сицилийская конституция была поэтому косвенным образом отменена.

Триумф абсолютизма

Итак, в Испании, Швеции и Сицилии война одинаково привела к революции. Более того, во всех случаях источники политических передряг, в которые погрузились эти страны, как можно видеть, заключались в столкновении между просвещённым абсолютизмом и корпоративными, в первую очередь дворянскими, привилегиями, характерными для XVIII столетия. Так, в Испании экономические трудности, порождённые французскими войнами, заставили уже реформистский режим сосредоточить свои усилия на модернизации, что в свою очередь спровоцировало сопротивление группы дворянства, воспользовавшейся безвольным наследником престола, принцем Фердинандом, под прикрытием которого они могли преследовать чисто местнические цели. Эта группа, поставленная в отчаянное положение решением Наполеона выступить против Бурбонов, приняла безумное решение обеспечить себе будущее посредством военного переворота в Аранхуэсе, который привёл к свержению Карла IV и Годоя 19 марта 1808 г. Поскольку французов никак не устраивал лебезящий Фердинанд VII, заговор не привёл к успеху, а когда в Испании впоследствии разразилось восстание, его соучастники погрузились в стихию недовольства, которая вышла за пределы их первоначальных интересов. И всё же, воспользовавшись последствиями восстания, такие оппозиционеры, как братья Палафокс, граф де Монтихо (de Montijo) и маркиз де ла Романья (de la Romana), продолжали прилагать усилия для установления диктаторского режима, который подтвердил бы верховенство дворянства; защита дворянских привилегий, к тому же, неявно присутствовала в воззрениях традиционалистского крыла относительно широкого революционного движения, которое возникло в то время. И в Швеции свержение Густава IV, хотя и оправданное ввиду гибельного стиля руководства, проявленного этим правителем во время войны с Россией, было напрямую связано с длительной борьбой между династией Ваза и шведским дворянством, которую обострили попытки монархии реформировать сельское хозяйство. Есть ещё одна параллель с Испанией, заключающаяся в том, что королевская гвардия — то же самое орудие, что было использовано для низложения Карла IV — стала главным инструментом руководителей мятежа. Наконец, в Сицилии сопротивление Фердинанду IV и Марии-Каролине, хотя ему помогали и потворствовали британцы, с самого начала сосредоточивалось в среде дворянства, которое хотело выдвинуть на передний план свои экономические интересы и считало себя болезненно задетым реформами, проведёнными в конце восемнадцатого столетия, не говоря уже о затянувшемся присутствии двора Бурбонов в Сицилии.

Итак, во всех случаях дворянство находилось в центре первоначального конфликта, причём его давнишнюю обеспокоенность наступлением абсолютизма усилили вызванные войной события. И во всех случаях именно война стала катализатором попытки надеть узду на королевскую власть. Но ни в одном случае развитие событий не пошло так, как планировали заговорщики. Да это и не удивительно: будь то в Испании, Швеции или Сицилии, дворянство прежде всего нельзя рассматривать как единую группу, обладающую единым политическим сознанием или хотя бы ясным пониманием своих экономических интересов. Напротив, дворянство повсюду являлось весьма раздробленной массой. Дворян, часто размежеванных по богатству или общественному положению, к тому же нередко раскалывало личное соперничество и отсутствие какого бы то ни было форума для выражения своих взглядов (Сицилия в этом отношении являлась исключением). Дополнительные трудности создавала притягательность двора, который, какой бы ни была его враждебность к корпоративным привилегиям, всё же выступал в роли источника титулов, высоких должностей и наград. Хотя небольшие группы дворян могли по указанным причинам объединяться для противостояния реформистскому абсолютизму или даже для его свержения, сразу же после захвата власти их неизменно раздирали политические противоречия внутри их собственного сословия. Так, в Испании многие дворяне поставили на короля Жозефа, тогда как другие подались в либералы, в Швеции Ярте и его единомышленникам противостояли «старые густавианцы», а в Сицилии бароны раскололись не только на абсолютистов и конституционалистов, но ещё и на сторонников Бельмонте и Кастельнуово. Вследствие этого аристократическая реакция так и не смогла навязать свои решения. В Швеции конституция 1809 г., безусловно, отражала интересы инакомыслящих дворян, но эта победа не смогла повернуть вспять шедшую долгое время эмансипацию средних классов и крестьянства и была в значительной мере сведена к нулю с появлением динамичного Бернадота. Между тем в Сицилии административная реформа и опора на английские образцы привела к созданию палаты общин, достаточно сильной, чтобы бросить громкий вызов господству баронов. И, наконец, в Испании трудности войны в сочетании с обстановкой создали ситуацию, в которой заговорщики 1808 г. полностью отошли на задний план, а страна была перестроена по плану революционной буржуазии.