Наполеон. Отец Евросоюза - [73]

Наполеон начинал волноваться: два раза подряд вышла неудача – с Багратионом и с Барклаем. Он понял, какова будет тактика русских, раньше, чем сами русские решительно склонились к ней: уходить в глубь империи, оставляя за собой пустыню. Мародерство, вызывавшее жестокие расправы со стороны раздраженных крестьян, дезертирство, болезни, отсталые – все это приводило к огромным потерям в великой армии. От Немана до Двины она потеряла тысяч полтораста человек, по большей части солдат из иноземных контингентов. Кавалерия Мюрата с 22 000 уменьшилась до 14 000 человек; корпус Нея – с 36 000 до 22 000; баварцы Евгения, застигнутые эпидемией, – с 27 000 до 13 000; итальянская дивизия Пино, изможденная переходом в 600 миль, сделанных за 3–4 месяца, с 11 000 спустилась на 5000; даже молодая императорская гвардия в одной из своих дивизий потеряла 4000 человек из 7000; только старая гвардия стойко выносила все. Чтобы поднять мужество, пробудить военную честь, вернуть отсталых, а может быть, и дезертиров, надо было одержать какую-нибудь значительную победу. Был момент, когда можно было надеяться на это.

Битва под Смоленском. Барклай и Багратион прибыли под Смоленск. Они созвали здесь военный совет, в котором приняли участие великий князь Константин и много генералов обеих русских армий. По обыкновению, Барклай высказался за отступление, Багратион – за сражение. Чтобы дать удовлетворение Багратиону, произведено было нападение на передовые стоянки Мюрата и Нея, но пойти вглубь не решились.

Со своей стороны, начала наступление и великая армия. 14 августа у Красного Мюрат столкнулся с силами Багратиона и нанес им урон в 1000–1200 человек. Чуть было не захватили врасплох и Смоленск, но Багратион и Барклай поспешили на защиту этого города, и Наполеон подумал, что наконец пришло то сражение, которого он искал. Оно продолжалось два дня (17 и 18 августа). Барклай опять отступил, увлекая за собой Багратиона, отдав французам объятый пламенем Смоленск.

Французы потеряли 6000–7000 человек, русские – от 12 до 13 тысяч. По мнению Наполеона, это опять был промах, так как ему не удалось окружить и уничтожить ни одной из двух русских армий. Зато его польские солдаты ликовали по поводу взятия этой крепости, которая в XVI и XVII веках выдержала столько осад.

Преследуя русских, Ней нагнал у Валутина (19 августа) корпус Тучкова, одного из помощников Барклая. Дело это, «одно из самых кровавых дел столетия» (Тьер), обошлось каждой из враждующих армий в 7000–8000 человек (здесь был убит Гюден), не приведя ни к одному из результатов, каких добивался Наполеон.

Тем не менее Наполеон являлся обладателем Двины и Днепра, т. е. двух рек, которые в былые времена составляли восточную границу не собственно Польши, а соединенного Польско-Литовского государства. Если бы у него хватило благоразумия остановиться на их берегах, ограничившись укреплением крепостей, господствовавших над ними, – кто знает, какой ход приняла бы всемирная история? Польша восстановлена была целиком со всеми своими литовскими и русскими владениями; Россия – сведена к границам времен Ивана Грозного. Но Наполеон хотел блестящего успеха, который устрашил бы трепещущую Германию, Европу, саму Францию, хотел какого-нибудь крупного боя, какого-нибудь торжественного занятия столицы. Как некогда Карла XII, его тянуло, увлекало вглубь русского государства. По крайней мере он занят был усилением своей армии, обеспечением флангов и линий своего отступления. Он предписал Виктору двинуться вперед в Литву; Ожеро – перейти с Одера на Вислу; сотне когорт национальной гвардии, предоставленной в его распоряжение постановлением сената, – приготовиться к переходу через Рейн. Движение с запада на восток вооруженных масс, начавшееся с 1810 года, продолжалось.

Впрочем, общее положение не представлялось Наполеону таким уж плохим. На севере, на Западной Двине, Удино занял Полоцк, дал Витгенштейну два победоносных сражения – при Якубове (29 июля) и при Дриссе (1 августа). Макдональд занял Курляндию, одержал победу при Митаве, осаждал Ригу и угрожал Петербургу. Удино был ранен при наступлении на Полоцк; но его сменил Гувион Сен-Сир, который на другой день в тех же местах нанес русским серьезное поражение (18 августа). В Польше после неудачи саксонского корпуса Ренье при Кобрине, – неудачи, которая вызвала панику в Варшаве, – разбит был при Городечне генералом Ренье и князем Шварценбергом Тормасов (12 августа). Наполеон выпросил у своего августейшего тестя фельдмаршальский жезл для Шварценберга.

Бородинский бой[35]. Барклай и Багратион остановились в Дорогобуже, как бы готовясь дать здесь битву. Наполеон чрезвычайно обрадовался этому. Потом они отступили еще и еще после короткого отдыха в Вязьме и в Царевом-Займище. Очевидно, они вели французов к Москве, и это во время проливных дождей. Французские генералы были встревожены этим. Бертье рискнул даже сделать на этот счет представления императору. Тот назвал его «старой бабой» и прибавил: «И вы, вы тоже из тех, кто не хочет идти дальше!» И все-таки он задумался над этим и, под давлением того же Бертье, Нея, Мюрата, удрученных холодными дождями, он сказал во время остановки в Гжатске: «Если погода завтра не переменится, мы остановимся». А как раз 4 сентября с утра установилась ясная погода.