Наполеон и Жозефина - [38]
— Все пропало!
Сознавая, что был неправ, и желая исправить свою неудачу, Бонапарт бросился в Оранжери, где заседал Совет пятисот. Его появление было встречено яростными выкриками:
— Вон отсюда! Вы не имеете права здесь находиться! Вы нарушаете закон! Диктатора — вне закона!
Несмотря на призывы к спокойствию председательствующего, Люсьена Бонапарта, генерала вытолкали из зала. Увидев в коридоре Сиейеса, он пробормотал:
— Генерал! Они хотят объявить меня вне закона, — и упал в обморок.
Услышав слово "генерал", аббат Сиейес, который никогда не был военным, подумал, что Бонапарт уже не пользуется авторитетом, а значит, государство рухнуло окончательно. Казалось, все кончено. Но тут Люсьену пришла в голову спасительная мысль. Он выбежал к гвардейцам, крича, что только что убили его брата. Гвардейцы, взбудораженные ложным известием, окружили Оранжери. Воспользовавшись этим волнением, Мюрат вскричал, указывая на зал заседаний:
— Отомстим за нашего генерала! Туда — и разгоните их всех!
Солдаты только и ждали этого приказа. Со штыками наперевес они вбежали в зал. Депутаты бросились спасаться: кто через дверь, кто через окно…
К полночи Люсьену удалось собрать три десятка "охвостья избранных" и заставить их принять указ о создании консульской исполнительной комиссии в составе граждан Сиейеса, Роже Дюко и Бонапарта. Фарс был разыгран, и впечатлительный генерал смог наконец вернуться к себе. Еще раз послушаем Бурьенна, который проводил Бонапарта до улицы Победы:
"Около трех часов утра мы с Бонапартом возвратились в Париж. Преодолев столько препятствий и испытав сильное волнение, Бонапарт очень устал. Он был погружен в свои мысли: перед ним открывалась новая жизнь. Но дома, едва поднявшись наверх и поздоровавшись с женой, уже лежавшей в постели, он весело спросил:
— Бурьенн, я наговорил много глупостей?
— Немало, генерал".
Но вскоре все было забыто, и уже на следующий день в Париже появилась новая песенка, лестная для Бонапарта. Будущий император опять становился любимцем народа.
Грассини изменяет Наполеону со скрипачом
Он прекрасно владел смычком…
Мадам д’Абрантес
20 брюмера (11 ноября) Бонапарт и Жозефина пребывали уже в Люксембургском дворце. Генерал-консул гордо прохаживался по залам дворца, в котором он теперь обосновался.
— Могла ли ты себе представить, что в один прекрасный день ляжешь спать в замке брата короля?
Креолка только улыбнулась в ответ. Бонапарт решил, что она настолько восхищена, что не находит слов. На самом же деле Жозефина улыбалась, думая о причудах судьбы, приведшей ее с мужем в эти залы, в которых она столько раз находилась обнаженной наедине с Баррасом.
Три месяца Бонапарт и Жозефина оставались в Люксембургском дворце. Каждое утро за завтраком Наполеон принимал посетителей, читал доклады, подписывал письма, узнавал новости, входя таким образом в обязанности главы государства. Когда все уходили, он беседовал с Жозефиной, напевал вместе с ней модные куплеты или просто сидел задумчиво, делая перочинным ножом надрезы на ручке своего кресла. Занятие, мало обогащающее разум, но зато менее обременительное для французской казны, чем содержание любовницы, и к тому же оставляющее время для размышлений о собственном будущем.
12 декабря была провозглашена новая Конституция, передававшая исполнительную власть Бонапарту, который получил титул Первого консула. Два других консула, Камбасерес и Лебрен, должны были помогать ему. Вскоре Бонапарт переехал в Тюильри. Однажды он похлопал по плечу своего секретаря и сказал:
— Бурьенн, попасть в Тюильри — это еще не все, надо суметь здесь остаться.
Осматривая свои апартаменты, Бонапарт обнаружил, что на стенах нарисованы фригийские колпаки. Он позвал архитектора Лекомта:
— Я не хочу видеть у себя подобную мерзость. — Затем увлек Жозефину на королевское ложе: — Ну, маленькая креолка, вы приглашаетесь в постель ваших хозяев…
Верный своей привычке отмечать свои победы с дамой в постели, он воссоединился с нею, чтобы вкусить "самый прекрасный грех в мире".
Через несколько дней Наполеон, озабоченный своим авторитетом у народа и уставший от войн, написал письма правителям всех крупных европейских стран с предложением мира. Россия и Пруссия благосклонно встретили эти послания и установили с Францией дружественные отношения, но Австрия и Англия остались глухи к проектам ослабления напряженности. Значит, мир надо было завоевать ценой самой великой победы. И Бонапарт вновь принялся кромсать свое кресло, размышляя над планами предстоящих сражений. В начале февраля его работа краснодеревщика была прервана приездом Дюрока. Он протянул Бонапарту письмо.
Бонапарт сломал сургучные печати и, пробежав глазами по строчкам, побледнел. Письмо было от Полины Фур.
Покинув марсельский лазарет, молодая женщина узнала об удивительном восхождении своего любовника. Уже видя себя в Люксембургском дворце на месте Жозефины, она вскочила в карету и помчалась в Париж. Там она сразу же разыскала нескольких старых египетских друзей: Бертье, Ланна, Мюрата и Бертолле — в надежде, что они помогут ей вновь приблизиться к новому властелину Франции. Но все они попросту выпроваживали ее, а один из них даже попросил покинуть его кабинет, сказав: "Первый консул не нуждается в шлюхах". Тогда Полина обратилась к Дюроку, который уже был ее посредником. Именно об этом и было написано в письме, доставленном Наполеону.
