Наполеон и Гитлер - [5]

В лучшем случае возникла бы Европейская империя, основы которой тайно подтачивало бы сопротивление составляющих ее народов. В худшем - Франция, разросшаяся до безобразно гигантских размеров за счет порабощенных стран, управляемых французскими комиссарами и военными губернаторами, сидящими в Санкт-Петербурге и Риге, так же, как и в Данциге, Гамбурге, Амстердаме; Лиссабоне, Барселоне и Триесте. Каждый подходящий для этой цели француз командовал бы той или мной административной единицей на завоеванных территориях. На военную службу призывались бы все годные к ней молодые люди; все мужское население Франции осуществляла бы карательные функции, у людей просто не оставалось бы иного выбора; кроме карьеры солдата, акцизного чиновника или полицейского, чтобы угнетать покоренные народы и взимать с них налоги и поборы, конфисковывать различные товары или даже уничтожать их, ловить контрабандистов и ломать хребет непокорным.

Тэн писал эти строки в 80-е годы прошлого века и совсем не подозревал, что всего лишь шестьдесят лет спустя в Европе будет установлена очень похожая германская гегемония, при которой самыми почтенными профессиями будут считаться профессии шпиона, доносчика и наемного убийцы.[5]

По своей сути как Наполеон, так и Гитлер; были оппортунистами, какие редко встречаются на этом свете. «Его представления об истории революции были на удивление поверхностными и неполными», - писал о Наполеоне бывший депутат Жан Карл Байлиль. Он воспользовался революцией ровно настолько, насколько ему это было необходимо для создания режима, который не был ни старым, ни новым. Вольно или невольно, но это непонимание людей и принципов оказало на его карьеру самое катастрофическое воздействие».[6]

Один из видных германских политиков Герман Раушнинг так сказал о Гитлере в 1939 году: «Он заглушил в своем движении социалистские тенденции, выдвинув на первый план националистические, Он вылезал из кожи вон, чтобы заручиться поддержкой могущественных покровителей и друзей, которые могли помочь ему прийти к власти». Раушнинг особо отмечал тот факт, что национал-социалисты «не имели никаких строго обозначенных политических и экономических целей ни во внутренней, ни во внешней политике». Как в наполеоновской Франции, так и в гитлеровской Германии, все решал один человек, вождь. Все, будь то люди или принципы, подчинялась его всепожирающему, ненасытному эгоизму.

Эта книга является исследованием мании величия. В 1811 году Наполеон сказал ошеломленному Фуше: «А что мне остается делать, если все это возносит меня к владычеству над всем миром». После покорения России он намеревался сформировать армию в Тифлисе и затем послать ее в Индию через Афганистан. Гитлер же в 1942 году заявил Альберту Шпееру, что после разгрома России «20-30 немецких дивизий (больше не потребуется) завоюют Индию». В молодости у императора и у фюрера было мало общего - профессиональный военный с Корсики и неудавшийся австрийский «художник». Демонические процессы развращения властью были общей чертой как Наполеона, так и Гитлера, когда они достигли зенита в своих политических карьерах.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. НЕУДАЧНИКИ

Корсика... Я чувствую, что однажды этот остров удивит Европу.

ЖАН ЖАК РУССО. ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ СОГЛАСИИ (1762)

Чего я страшусь, так это того, что Германия не понимает, что ее разбили. Будь у нас еще хоть неделя, мы бы проучили их как следует.

ГЕНЕРАЛ ДЖОН ПЕРШИНГ. НОЯБРЬ 1910 ГОДА

Ни одному здравомыслящему, человеку и в голову не приходило, что кто-то из них может стать повелителем своей страны. Стендаль как-то встретил одного пожилого офицера, которому довелось служить вместе с Наполеоном Бонапартом еще до 1789 года и который вспоминал о нем как о «молодом пустозвоне, вступавшем в спор по любому поводу. Этот болтун был преисполнен решимости реформировать все и вся». Офицер добавил, что знавал таких, «прожектеров» десятками. Осенью 1909 года один бродяга увидел в венской ночлежке кошмарное привидение по имени Адольф Гитлер, с исхудавшим, обросшим щетиной лицом и горящими глазами; привидение это было совершенно обнаженным, если не считать пары полуистлевших подштанников.

И все же сыновья Карло де Буонапарте, «благородного» адвоката по профессии, и старшего таможенного чиновника Алоиза Гитлера, как один, так и другой, происходили из довольно обеспеченных, хотя и разнящихся по своему социальному положению семей, при всем том, что фюрер говорил о себе как о «бедняке». Один отец был дворянином, а второй - мелким буржуа, но каждому удалось улучшить свой социальный статус, ловко используя возможности, предоставляемые государственной службой.

Чистота благородной крови Наполеона несколько преувеличена. Семья Буонапарте получала довольно скудные доходы с нескольких мелких ферм, а их крестьяне называли своих хозяев по именам. И лишь после завоевания Корсики французами в 1769 году и появления корсиканской знати они стали патрициями, а до этого считались мелкопоместными дворянами. От состоятельных крестьян их отличал лишь свой родовой герб. Соответствующие документы о древности их рода Карло выправил за соответствующую мзду у чиновников тосканского правительства. Затем предусмотрительный Карло, обладавший немалой изворотливостью, покинул ряды сторонников корсиканского дела и стал всячески примазываться к новому французскому режиму, олицетворением которого на острове был губернатор, граф де Марбоф, страстный поклонник его жены. На ухаживания графа Карло смотрел сквозь пальцы, что обеспечило ему посты и привилегии, одной из которых было образование, дорогостоящее по тем временам, полученное его детьми за счет государства.