Наполеон. Голос с острова Святой Елены - [11]

Шрифт
Интервал

После этого долгого разговора о его взаимоотношениях с губернатором Наполеон упомянул о своём дурном предчувствии оказаться жертвой приступа подагры. Я порекомендовал ему побольше заниматься физическими упражнениями и почаще гулять. «Что я могу сделать, — ответил он, — на этом мерзком острове, где нельзя проехать и мили без того, чтобы не промокнуть насквозь, острове, на которой даже сами англичане страдают, хотя им к сырости не привыкать?»

Он завершил беседу со мной резкими замечаниями в адрес губернатора, пославшего своего адъютанта и секретаря в обход по местным лавкам с запретом для их владельцев предоставлять французам кредит под страхом жесточайшего наказания.


6 мая. Беседовал с Наполеоном на ту же самую тему, что и вчера. Разговор с ним я начал с того, что представил ему свою точку зрения по затронутому вопросу, а именно, что для меня не представляется возможным отвечать на вопросы, касающиеся его или его дел, независимо от того, кто задает мне такие вопросы, губернатор или кто-нибудь ещё. Наполеон должен сознавать, что в качестве его лечащего врача мое иное поведение полностью исключается. Более того, со времени моего приезда на остров я часто привлекался им в качестве посредника между ним и властями острова. Выполнение этой задачи, как я надеялся, не вызвало у него нареканий в мой адрес.

Наполеон ответил: «Так кем вам предстоит быть: моим врачом или врачом каторжников на галере; и ждут ли от вас доклада обо всём, что вы видите и слышите?» Я сказал: «Я — ваш врач, а не шпион. Причём такой врач, к которому вы можете испытывать полное доверие. Я не врач каторжников на галере и я не считаю для себя обязательным докладывать о чём-либо, что совсем не противоречит соблюдаемой мною лояльности по отношению к моей должности британского офицера». Я также постарался объяснить, что буду вести себя, руководствуясь правилами, которые существуют между джентльменами, так же как если бы я был лечащим врачом при английском вельможе; но что полнейшее молчание для меня всё же исключено, если он желает, чтобы я поддерживал связь между ним и губернатором или любым англичанином на острове. Он ответил, что хочет от меня всего лишь одного, а именно, чтобы я вёл себя как джентльмен и действовал бы точно так же, как если бы был лечащим врачом лорда Сен-Винсента. «Я не намерен требовать от вас, чтобы вы хранили молчание, или воспрепятствовать тому, чтобы вы повторяли какую-нибудь болтовню, услышанную от меня; но я не хочу, чтобы вы позволили обмануть себя и стали, совершенно неумышленно с вашей стороны, шпионом губернатора. После Бога вы должны оказывать почтение своей стране, своему монарху и затем уже своим родителям».

«Во время краткой беседы с губернатором в моей спальной комнате, — продолжал Наполеон, — первое, что он предложил мне, так это отказаться от вас и на ваше место взять его собственного врача. Об этом он говорил дважды; и настолько он был серьёзен в том, чтобы добиться этого, что, хотя я решительно отказал ему в этом, он, повернувшись ко мне, когда уходил от меня, вновь повторил мне это предложение. Никогда в жизни не видел столь отвратительную физиономию. Он сидел на стуле напротив моего канапе и на маленьком столе между нами стояла чашка с кофе. Его физиономия произвела на меня столь неприятное впечатление, что я думал, что его взгляды отравили кофе и после его ухода приказал Маршану выплеснуть кофе в окно; ни за что на свете я не смог бы проглотить и каплю этого кофе».

Граф Лас-Каз, вошедший в комнату Наполеона после отъезда губернатора, сообщил мне о том, что ему заявил император: «Боже мой! Что за подлая персона! Сожалею, что признаюсь в этом, но если бы он оказался около чашки с кофе, то я бы не прикоснулся к ней».


12 мая. Вчера сэр Хадсон Лоу обнародовал декларацию, запрещающую любому лицу получать или иметь при себе какие-либо письма или корреспонденцию любого содержания от генерала Бонапарта, офицеров его свиты, сопровождающих его лиц и слуг, под страхом немедленного ареста и расследования дела.


14 мая. Виделся с Наполеоном в его гардеробной; он пожаловался на появление катаральных симптомов. Я объяснил это тем, что он выходил из дома в дождь, надев очень тонкие туфли, и порекомендовал ему носить галоши. Он дал указание Маршану обеспечить его ими. «Я обещал, — добавил он, — сегодня встретиться с некоторыми людьми; и хотя я испытываю недомогание, я встречусь с ними». Как раз в этот момент некоторые из посетителей близко подошли к окну его гардеробной, которое было раскрыто, и попытались отодвинуть штору и заглянуть внутрь. Наполеон захлопнул окно и затем, задав несколько вопросов о госпоже Мойра, заметил: «Губернатор направил приглашение Бертрану для генерала Бонапарта посетить «Колониальный дом», чтобы встретиться с госпожой Мойра. Я сказал Бертрану, чтобы он вернул приглашение без ответа. Если бы он действительно хотел, чтобы я встретился с ней, то он должен был включить «Колониальный дом» в зону моего передвижения по острову; но подобное приглашение, учитывая, что я должен отправиться туда в сопровождении охранника, — оскорбление. Если бы он дал знать, что госпожа Мойра больна, сильно устала или беременна, то я бы отправился повидаться с нею; хотя я думаю, что при всех обстоятельствах она могла бы сама приехать ко мне или поехать к госпоже Бертран или Монтолон, поскольку она свободна в своих передвижениях и не отягчена условностями. Самые могущественные монархи мира не стыдились нанести мне визит».


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Пушкин. Частная жизнь. 1811—1820

В этой книге все, поэзия в том числе, рассматривается через призму частной жизни Пушкина и всей нашей истории; при этом автор отвергает заскорузлые схемы официального пушкиноведения и в то же время максимально придерживается исторических реалий. Касаться только духовных проблем бытия — всегда было в традициях русской литературы, а плоть, такая же первичная составляющая человеческой природы, только подразумевалась.В этой книге очень много плотского — никогда прежде не был столь подробно описан сильнейший эротизм Пушкина, мощнейший двигатель его поэтического дарования.


Путь хирурга. Полвека в СССР

Владимир Голяховский был преуспевающим хирургом в Советской России. В 1978 году, на вершине своей хирургической карьеры, уже немолодым человеком, он вместе с семьей уехал в Америку и начал жизнь заново.В отличие от большинства эмигрантов, не сумевших работать по специальности на своей новой родине, Владимир Голяховский и в Америке, как когда-то в СССР, прошел путь от простого врача до профессора американской клиники и заслуженного авторитета в области хирургии. Обо всем этом он поведал в своих двух книгах — «Русский доктор в Америке» и «Американский доктор из России», изданных в «Захарове».В третьей, завершающей, книге Владимир Голяховский как бы замыкает круг своих воспоминаний, увлекательно рассказывая о «жизни» медицины в Советском Союзе и о своей жизни в нем.


Прощание славянки

В сборник «Прощание славянки» вошли книги «По ту сторону отчаяния», «Над пропастью во лжи», публикации из газеты «Новый взгляд», материалы дела и речи из зала суда, а также диалоги В.Новодворской с К.Боровым о современной России.


И возвращается ветер...

Автобиографическая книга знаменитого диссидента Владимира Буковского «И возвращается ветер…», переведенная на десятки языков, посвящена опыту сопротивления советскому тоталитаризму. В этом авантюрном романе с лирическими отступлениями рассказывается о двенадцати годах, проведенных автором в тюрьмах и лагерях, о подпольных политических объединениях и открытых акциях протеста, о поэтических чтениях у памятника Маяковскому и демонстрациях в защиту осужденных, о слежке и конспирации, о психологии человека, живущего в тоталитарном государстве, — о том, как быть свободным человеком в несвободной стране. Ученый, писатель и общественный деятель Владимир Буковский провел в спецбольницах, тюрьмах и лагерях больше десяти лет.