Напиши себе некролог - [4]

— Благодарю за службу! — сердечно поблагодарил околоточного Яблочков.

И тот, невзирая что штафирка[10] перед ним, вытянулся во фрунт:

— Рад стараться.

— Что ж, полдела сделано, — похвастался Яблочков Тейтельбауму, который ожидал их с Захаркой в пролетке. — Номер телеги мы знаем.

— И куда теперь? В городскую управу? — предположил купец.

— Что мы там забыли? — удивился Арсений Иванович.

— Разве не в управе номера выдают?

— В управе. Только там сегодня неприсутственный день, — напомнил Яблочков.

— Азохен вей! — воскликнул купец.

Арсений Иванович широко улыбнулся: ну, наконец-то, в Тейтельбауме «проснулся» еврей:

— Не волнуйтесь. Извозчиков мы ищем часто. И в неприсутственные дни, и в праздничные, и даже по ночам. По сей причине Крутилин добился, чтобы в сыскную представляли копию реестра.

— Какой мудрый человек ваш Крутилин. Крутилин, Крутилин… Он, часом, не еврей?

Не успел Арсений Иванович войти, как старший агент Фрелих радостно доложил, что за время отсутствия Яблочкова никаких происшествий не случилось.

— Похоже, и у преступников сегодня неприсутственный день, — объяснил он сей казус. — Не пора ли и нам по домам?

— Не пора, — расстроил его Арсений Иванович. — Потому что не все преступники изволят отдыхать. Одного из них я как раз задержал. Пусть его Кастаметов оформляет, а ты принеси-ка мне реестр извозчиков.

Фрелих тяжело вздохнул, не спеша поднялся и, никуда не торопясь, двинулся из кабинета:

— Бегом! — прикрикнул Яблочков.

— Ишь, начальник выискался, — высказал себе в нос Фрелих. — В сыскной без году неделя, а ужо командует.

Вернулся он минут через десять, хотя мог управиться и за тридцать секунд:

— Ищи номер семнадцать триста сорок два, — велел ему Арсений Иванович.

Фрелих пробежался взглядом по листкам:

— Есть такой.

— Кто владелец?

Но старший агент молчал.

— Ты что, читать разучился?

Фрелих медленно, чуть ли не по слогам произнес:

— Жупиков Африкан Семенович, Мытнинская, девятнадцать, собственный дом.

— Африкан? — удивился Тейтельбаум. — Но предводителя шайки звали Иваном…

— Значит, это не он, — обрадовался Фрелих.

— Почему ты так решил? — изумился Яблочков. — Мало ли как злодей фраеру представился. Так, так… По моим сведениям, в шайке три человека, значит, на задержание надобно шесть агентов. Назначь людей и вели им спускаться, пусть садятся в экипажи и ждут меня. А я в картотеку загляну, вдруг Африкан нам уже попадался?

Яблочков отправился в кабинет делопроизводителя, выдвинул нужный ящик. Жуков, Жулавский, Жуменков, Жундриков, Жупахин… А вот и Жупиков Африкан собственной персоной. И даже фотопортрет имеется. Отлично. Значит, Захарку можно с собой не тащить, без него опознаем.

И за какие такие грехи Жупиков угодил в картотеку сыскной полиции? Яблочков перевернул страницу и открыл рот от удивления: двадцать седьмого июля 1869 года Жупикова по подозрению в квартирной краже задержал не кто иной, как Фрелих. И что случилось дальше? — «Отпущен двадцать восьмого июля по отсутствию улик». Очень странно. Почему Фрелих не сообщил об этом? Забыл? Какой-то он вообще сегодня странный. Может, простыл?

Яблочков велел надзирателю отпереть камеру, в которую поместили Захарку.

— Узнаешь? — Арсений Иванович сунул задержанному фотографический портрет Жупикова.

— Да, Иван Иваныч собственной персоной.

— Обманул он тебя.

— Как обманул? Что, долг мой Бусурину не отдал? Он ведь крест целовал…

— Про долг сам его спросишь. Через часик. Только Иваном его не называй, его Африканом окрестили.

— Как это?

Яблочков неожиданно почувствовал жалость к простофиле:

— Говорю же, обманул он тебя.

— Почему не сообщил, что Жупикова задерживал? — задал Яблочков каверзный вопрос Фрелиху.

— В первый раз о таком слышу.

— Да что ты говоришь? На, почитай, — Арсений Иванович сунул ему лист из картотеки.

Фрелих, бросив взгляд на фотопортрет, пожал плечами:

— Да разве всех мазуриков упомнишь…

— Слушай, не крути, юла.

— Ну, раз желаешь, — Фрелих неожиданно перешел на «ты», — дам совет тебе, Арсений. Не езди на Мытнинскую. Подожди до завтра.

— Почему?

Старший агент замялся:

— Утро вечера мудреней. И агенты устали, домой хотят…

— Тейтельбаум пятьдесят рублей пообещал, если вещи сегодня вернем. Так что с меня — угощение. Всем!

На Большой Морской Яблочкова ждали четыре пролетки, в трех сидели агенты, в четвертой — Тейтельбаум.

— Вылезайте, — велел ему Арсений Иванович. — Ожидайте меня в сыскной.

— Но…

— На задержаниях всякое бывает. Даже стрельба.

— А как вы узнаете мои шубы?

Добротный дом за нумером девятнадцать резко отличался от соседних, прогнивших и покосившихся. Первый его этаж был каменным, второй — деревянным, чтобы обитателям легче дышалось.

Яблочков приказал четырем агентам окружить строение по периметру, а с остальными перелез через выездные ворота и, миновав двор, где между сараями (дровяной, для подвод и лошадей) гуляли куры, обогнул дом. Черный вход заперт не был, через него с револьверами наперевес ворвались в дом.

Жупиковы вечеряли. Увидев незваных гостей, оба сына вскочили, однако отец жестом приказал им сесть:

— С кем имею честь? — спросил он нарочито спокойно.

— Сыскная полиция, чиновник для поручений Яблочков, — отрекомендовался Арсений Иванович.