Напиши себе некролог - [13]

— И ты испугался угроз? — изумилась княгиня.

— Знаешь, как он Штуке… Штукенбергу бока намял? Тот неделю кровью харкал. Его родители подозревали чахотку.

— Почему Штукенберг не открыл им правду?

— Ябедничать — последнее дело.

— Согласен, — поддержал юношу Яблочков. — Но ведь можно устроить темную.

— Пытались. Но вместо Невельского в уборную, где мы его поджидали, вошел инспектор. Повезло, что не успели накинуть шинель. А то бы и я остался без медали…

— А кто без нее остался? — еще более удивленно, чем ранее, спросила княгиня.

Как, оказывается, многого она не знала про сына.

— Костик, — ответил Евгений.

— Почему?

— У него тройка по поведению.

— За какой проступок?

— Не знаю…

— Знаешь. И опять врешь.

— Их с Невельским застали… — слово было готово слететь с губ, но почему-то застряло. Евгений фразу так и не закончил.

— Где застали? — попробовала настоять на ответе княгиня.

Евгений, сжав зубы, ответил уклончиво:

— В недозволенном для посещения гимназистами месте.[22] В каком именно, не знаю.

— Знаешь.

— Нет! — рассерженный Евгений направился к двери. — Нам не сообщили.

— Погодите, — окликнул его Яблочков. — У меня еще пара вопросов.

Евгений обернулся.

— Невельский. Расскажите о нем подробней.

— Пришел в этом году. Старше всех, ему двадцать один.

— Вечный второгодник?

— Нет, учится он неплохо. У него в семье беда.

— История очень грустная, — пояснила Александра Ильинична. — Несколько лет назад его мать бросила мужа и ушла к другому. И отец Павлика с горя застрелился у него на глазах. У мальчика случилась нервная горячка. Его несколько лет лечили в разных клиниках.

— Лучше бы он там остался навсегда, — пробурчал Евгений.

— Невельский дружит с Гневышевым? — уточнил Яблочков.

— Да. Костик даже пересел от меня к нему на «камчатку».

— Думаю, их сблизила безотцовщина, — предположила княгиня.

— Где живет Невельский?

— На Литейном, дом Тацки.

— Сеня, ты ли это? — распахнувший дубовую дверь швейцар сгреб Яблочкова в охапку и, словно на пасхальной неделе, троекратно облобызал.

— Артюшкин? — Арсений Иванович сумел разглядеть старого знакомца, только когда тот выпустил его из объятий. — Что ты тут делаешь?

— Служу, — радостно сообщил он сочным басом.

— А как же театр?

— Театр, театр, — вздохнул Артюшкин. — Через месяц после твоего ухода Сковородин свою лавочку прикрыл. Я туда, сюда… Везде — от ворот поворот. Стариков и без меня пруд пруди, а ролей для них — малая толика. Плюнул я тогда на актерство и поехал искать счастье в столицу. А рост-то у меня гвардейский! Потому и нашел местечко. Всего-то делов — дверь отворять. Ну, еще кланяться. Чего-чего, а это мы умеем, — подмигнул он сыщику. — Помнишь, в Козлове? Как нам там аплодировали! Ты — Глумов, я — Крутицкий, езжу на тебе верхом и кричу: «Где, спрашиваю, вековая мудрость, что стул поставила на ножки?»[23] Да, были времена, брат Яблочков… Ну, а ты? Кем, где?

— В сыскной полиции.

— Все шутишь…

— Честное слово.

— А там не опасно? Вдруг пырнут? Слушай… В соседнем доме швейцара выгнали за пьянку. Хочешь, с управляющим переговорю? Залог тут не нужен.

— Благодарю. Но мне и в полиции неплохо.

— Ну смотри, как знаешь.

Слуга, смерив наметанным глазом видавшее виды пальто, надменно поинтересовался:

— Что вам угодно?

— Сыскная полиция. Павел Невельский дома?

— Дома. Но вашего брата пускать не велено, — и слуга попытался захлопнуть дверь. Однако Арсений Иванович, ловко выставив колено, это ему не позволил.

А схватив за кадык, посоветовал:

— Никогда так больше не делай.

Тот моргнул — мол, не буду. Яблочков разжал пальцы.

— Кто там, Онисий? — раздался из глубин квартиры дребезжащий женский голос.

— Сыскная полиция, — крикнул слуга, растирая шею.

— Боже! Что он опять натворил? — голос материализовался в немолодую, но все еще миловидную даму в светло-сером домашнем платье. Ее маленькие зеленые глазки впились в сыщика, будто пиявки.

— Позвольте представиться: Яблочков Арсений Иванович, чиновник для поручений сыскной полиции.

— Черницкая Васса Никитична, — произнесла дама и, схватив чиновника за руку, увлекла его в столовую. — Чай, кофе, покрепче?

— Спасибо, в другой раз.

— Давайте условимся сразу: мой муж ничего не узнает. Он Павлику — не отец. И слишком с ним строг. Я хорошо вам заплачу.

— Успокойтесь, Васса Никитична, ваш сын ничего противоправного не совершал. Во всяком случае, мне о том неведомо.

— Зачем тогда явились?

— Хочу его расспросить о некой барышне, сестре его одноклассника.

— Тогда зайдите послезавтра. Павлик занимается. У него завтра испытание.

— А Костик Гневышев с ним?

— Костик? Нет, еще не приходил. Странно, обычно является ни свет ни заря.

— У Костика пропала сестра.

— Что значит пропала? Сквозь землю, что ли, провалилась?

— Возможно, сбежала с кавалером.

— И при чем тут мой сын?

— Уверен, что ни при чем. Но он с Костиком дружит. Вдруг что-нибудь знает?

— Хорошо, я его позову.

— Яблочков Арсений Иванович, чиновник сыскной полиции, — представился сыщик, когда молодой человек зашел в столовую.

— Павел Невельский, все еще гимназист. Но, надеюсь, завтра наконец сорву этот чертов значок с фуражки.

— Вы знакомы с Капитолиной Гневышевой?

— Да.

— Она вам нравится?