Написано кровью моего сердца. Книга 1. Перипетии судьбы - [201]

Уильям был еще жив: лицо вздрагивало, когда на подсохшую кровь садились мухи. Йен коснулся его шеи под подбородком, как это делала тетушка Клэр, но не зная, как обнаружить пульс и каким тот должен быть, тотчас же руку убрал. Уильям лежал в тени большого платана, но его кожа оказалась теплой – будь он мертв, уже остыл бы даже в такую жару.

Йен встал и задумался. Уильяма нужно уложить на лошадь, но, может, лучше сначала раздеть его, снять хотя бы приметный мундир? Или лучше отвезти к англичанам и оставить на попечении хирурга? Англичане все-таки ближе.

Однако мундир все равно придется снять, иначе Уильям умрет от перегрева прежде, чем Йен его куда-нибудь довезет. Йен снова опустился на колени, и это спасло ему жизнь – там, где только что была его голова, пролетел томагавк и вонзился в ствол платана.

По склону сбежал один из абенаки и с боевым кличем кинулся на Йена. Тот отшатнулся и неуклюже перекинул индейца через бедро прямо в грязь. Но сзади надвигался второй – Йен услышал его шаги по гальке, шуршание травы и успел обернуться и принять удар на предплечье, а другой рукой перехватить нож.

Он поймал его за лезвие и зашипел от боли в пронзенной ладони. Ударил онемевшей кистью мужчину по запястью, и здоровой рукой вырвал из раны нож. Ладонь и рукоять ножа были скользкими от крови, он не мог удержать оружие и отшвырнул его подальше. Нож скрылся под водой, а на Йена навалились сразу оба индейца. Они дергали его, пинали, толкали. Йен качнулся назад, теряя равновесие, но рук не разжал и упал в ручей вместе с одним из противников.

Миг спустя один из абенаки лежал на спине в ручье, и Йен пытался утопить его, а другой стоял за спиной самого Йена и старался взять в захват его шею. На другой стороне ущелья раздался шум, как будто шло множество людей: гремели барабаны, бессвязный гул голосов шумел, словно прибой.

Абенаки на миг замерли, но Йену этого хватило: он вывернулся из их хватки и, оскальзываясь на илистом дне, бросился через ручей к высокому дубу. Подтягиваясь и цепляясь за ветки, Йен быстро полез наверх, не обращая внимания на раненую руку.

Индейцы тоже подбежали к дереву, но опоздали: один из них подпрыгнул и чуть не схватил Йена за босую ногу, но тот успел влезть на ветку в десяти футах над землей и приникнуть к стволу. Спасен? Йен надеялся на это.

Абенаки рыскали вокруг дерева, будто волки, поглядывая то на солдат наверху, то на Йена… то на Уильяма, лежавшего на той стороне ручья. Йену стало дурно. Господи, что он сможет сделать, если они решат перерезать Уильяму горло? Ему даже кинуть в них нечем.

Хорошо еще, что у них при себе нет пистолета или лука – должно быть, оставили наверху вместе с лошадьми. Они могут лишь кинуть в Йена камнями, но не похоже, чтобы они собирались это делать.

Шум наверху усилился – мужчин стало больше. И что это они там такое кричат?.. Абенаки оставили Йена в покое, перешли через ручей, испачкавшись в грязи и еще больше замочив штаны, и остановились у тела Уильяма. Перевернули его и обшарили одежду. Ничего не нашли – должно быть, Уильяма уже кто-то ограбил – и, отвязав лошадь Йена, с насмешливым возгласом «могавк!», исчезли в зарослях ив.

* * *

Йен с трудом взобрался по склону, помогая себе здоровой рукой, прополз некоторое расстояние и залег за бревном на краю опушки. Перед глазами мелькали темные пятна – будто мошкара роилась. Рядом что-то происходило, но не слишком близко, так что Йена это пока не заботило. Он закрыл глаза, надеясь, что пятна пропадут. Однако они превратились в жуткие созвездия розовых и желтых пузырей, вызвав дурноту.

Йен открыл глаза. Несколько почерневших от пороха солдат Континентальной армии волокли по дороге пушку. Некоторые из мужчин сняли мундир, другие и вовсе щеголяли голыми торсами. Вскоре по дороге прошла еще одна процессия с пушкой. Солдаты покачивались от жары и усталости. В мужчине, который с несчастным видом ковылял рядом с оружейным лафетом, Йен узнал полковника Оуэна.

Им навстречу шел большой отряд; его знамя уныло обвисло, будто хаггис с выеденной начинкой. Знакомое знамя… А длинноносый, хмурый мужчина, который подъехал к Оуэну, наверняка генерал Ли.

Йен находился слишком далеко и не слышал, о чем они говорили, но по жестикуляции Оуэна все понял. Одна из его пушек сломалась – разломилась, должно быть, от яростной стрельбы, а другая слетела с лафета, и ее волокли веревками прямо по камням.

Йена охватило смутное ощущение того, будто нужно что-то срочно сделать… Уильям! Нужно рассказать о нем кому-нибудь. И это явно будут не англичане.

Слушая Оуэна, Ли нахмурился еще сильней и поджал губы, но пока держал себя в руках. Он наклонился к нему, кивнул и что-то сказал, а потом снова выпрямился. Оуэн утер лицо рукавом и махнул своим солдатам. Они подхватили веревки и с мрачным видом потащили пушку дальше. Трое или четверо из них были ранены, судя по обмотанным тканью головам и рукам, еще один хромал, подволакивая окровавленную ногу и держась за пушку.

Дурнота прошла, и Йену захотелось пить, хотя он вроде бы недавно напился из ручья. Судя по тому, куда тащили пушки, рядом мост. Йен отполз в сторону и поднялся. Перед глазами снова заплясали темные пятна, и он ухватился за бревно, пережидая приступ слабости.