Наперегонки с Саванной - [52]

— Пирожок, что ты думаешь об Арье? — спрашивает Синди.

— Мне нравится, но это звучит как в средневековье, — говорю я, сжимая диван с другой стороны от папы. Я опираюсь на его руку, кладу подбородок ему на плечо и смотрю вместе с ним на книгу.

— Как насчет чего-то современного? — спрашиваю я. — Как вам Мариотт?

Синди смеется.

— Мы не будем называть ребенка в честь гостиничной сети.

Мы листаем книгу некоторое время, проверяя имена, такие как Кримсон (мне нравится!), Кэтрин (выбор Синди) и Нина (папа думает, что это мило).

Я вздыхаю, прижимаясь ближе к папе, положив голову ему на плечо.

— Могу я поговорить с вами кое о чем?

— Конечно, — говорит Синди, захлопывая книгу.

— Вы должны пообещать, что не будете злиться или делать поспешные выводы.

— Обещаем, — говорит Папа, беря меня за руку. — Но тебе лучше не быть беременной.

— Господи Иисусе, папа! Тебе нужен фильтр.

— Это правда.

Синди нежно хлопает его по руке:

— Так что же происходит?

Я оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никого нет поблизости.

— Эм... Вот в чем дело. Я провожу много времени с Джеком... и я хочу попробовать завести отношения с ним…

— Нет, — говорит папа, быстро качая головой.

— Но он мне действительно нравится.

— Я же говорил тебе ничего с ним не начинать.

Как ты скажешь своему отцу, что уже слишком поздно? Не то, чтобы я сказала ему, что мы с Джеком уже были на третьей базе…

— Как ты могла ослушаться меня? — его голос злой и полон боли. — Ты знаешь, Гудвины не хотят, чтобы мы вмешивались в их жизнь. Они даже не хотят, чтобы мы находились в их доме!

Синди похлопывает его по колену.

— Тс-с-с, — она смотрит на меня взглядом разочарованной мамы, хотя она еще даже не моя мачеха. — После того, что случилось с Муншадоу, я не хочу, чтобы тебе снова было больно. Быть с Джеком может быть хорошая идея сейчас, но это может измениться.

Воспоминания о поцелуе Джека ночью, а затем о том, что он отступил на следующий день, всплывают в моей памяти. Он играл с Эбби Винчестер. Вероятно, он так же списал Келси Пейнтер. Но со мной может быть по-другому, верно?

— Но это мое решение, — говорю я. Расставания всегда возможны, но без него жизнь будет похожа на езду на супермедленном Муле. — Я хочу этого.

Папа и Синди обмениваются долгим взглядом. Наконец он издает длинный вздох.

— Мы не можем позволить тебе принять решение, которое испортит нашу работу, поняла? — он двигает челюстью. — С тех пор, как мы переехали сюда, каждое решение, которое ты приняла, было эгоистичным или опасным – с твоей работой жокеем и верховой ездой, просмотром колледжей на компьютере или отношениями с сыном моего босса. Ты знаешь, я не могу позволить себе отправить тебя в колледж, — папин голос срывается. — Рори Уитфилд хороший парень. Почему ты не встречаешься с ним?

— Мне никогда не нравился Рори.

— Наши жизни, — начинает папа, выдыхая. — У нас никогда не будет такой жизни, как у Гудвинов. Я не знаю, какие идеи это место вкладывает в твою голову, но это должно прекратиться прежде, чем пострадаешь ты, Синди и твоя младшая сестра, поняла? — его тон яростно злой и серьезный.

Мои руки и губы дрожат. Меня тошнит. Пронзающая боль устремляется вверх по рукам к груди. Я начинаю вся дрожать.

Папа никогда так со мной не говорил. Ни разу. Взрослея, папа рассказывал мне истории о том, как его отец, мой дедушка, никак не мог сохранить постоянную работу конюха, и они покупали все свои продукты на продовольственные талоны. Разве отец не начал работать в Кедар Хилл, потому что хотел лучшей жизни? Что плохого в том, что я иду за чем-то лучшим?

— Могу я все еще быть жокеем? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы, сжимая руки в кулаки.

— Я сказал, что ты можешь, пока не случится что-то плохое, не так ли? — Папа проводит рукой по волосам, крепко сжимая их.

Синди говорит:

— Мы просто беспокоимся о тебе, пирожок.

— Перестань называть меня так! — взорвалась я. — Только мама и папа могут так меня называть!

Синди опускает взгляд на свой живот и начинает плакать. Лицо папы сразу смягчается и он говорит ей, что любит ее и ребенка. Ивонна появляется в дверях с широко раскрытыми глазами, держит в руках вязонину и смотрит на нас троих. Она подмигивает мне и кивает, прежде чем исчезнуть в своей комнате.

Я стою с трясущимися коленями.

— Я собираюсь прогуляться.

— Держись подальше от Джека Гудвина, — кричит Папа.

Я выбегаю за дверь, игнорируя папу, вытаскиваю леденец из кармана и пихаю его в рот.

***

Я преодолеваю путь до пастбища Гринбриар, прежде, чем начинаю рыдать. Уже вечер воскресенья, и каждый наслаждается послецерковным ужином с родными. Треки пустынны. Вокруг лишь несколько рабочих, следящих за пасущимися лошадьми. Я открываю ворота, и Звезда тут же подбегает ко мне, тихо ржа. Он не останавливается, чтобы показать мне уважение; он зарывается носом в мою шею и вздыхает.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я ему в гриву.

Как папа мог так на меня кричать? Его не волнует, что я чувствую к Джеку? Я никогда не кричала на него: ни когда забеременела Синди, ни когда он не мог позволить себе другого ребенка. И я вовсе не была эгоисткой. Конечно, папа не знает, что я попросила мистера Гудвина дополнить зарплату Синди моей собственной…