Наперегонки с Саванной - [44]

— Эй. — Джек снимает шляпу, встряхивает волосы и смотрит куда угодно, только не на меня. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Довольно хорошо. Немного устала. Я никогда раньше не была в парилке. — Утром перед гонкой большинство жокеев идут в эту супергорячую комнату, называемую парилкой, их тела выделяют всю лишнюю жидкость, чтобы они меньше весили для гонки. — Это так меня расслабило, я чувствовала, что я была где-то на пляже.

Джек тихо смеется. Когда он, наконец, встречает мой взгляд, его голубые глаза проникают в мои, и мне жаль, что мы не можем повторить поцелуи прошлых выходных. Это помогло бы мне расслабиться. Взгляд на его губы затрудняет определение того, где заканчивается мой стресс от гонки и начинается сексуальное напряжение.

— Ты прочитала все заметки, которые тебе дал Гил? Ты знаешь все о других лошадях, их жокеях и их дрессировщиках?

— Ага. — Я выпрямляю спину, стараясь выглядеть впечатляюще, что трудно, когда Джек стоит на целых 30 см выше меня. — Я готова.

Джек протяжно выдыхает и снова потирает руки.

— Спасибо, что делаешь это.

— Спасибо, что позволил мне это сделать, — говорю я мягко.

— Ты хорошо выглядишь в цветах Гудвинов, — говорит он, сканируя мою черно-зеленую форму наездника.

— Я выгляжу, как студент тупого Слизерина.

Он смеется, оглядывается и делает шаг ближе, облизывая губы. Он нежно целует меня в щеку, от чего у меня идет дрожь вверх по ногам, вниз по рукам и между бедер.

— У меня есть кое-что на удачу, — шепчет он мне на ухо. Он залезает в карман и достает фиолетовый леденец.

— Ва-а-ау! — беру леденец, и прежде чем я понимаю, что я делаю, я обхватываю его за талию. Он втягивает воздух в рот. Становится зажатым.

Черт. Он не хочет этого. Я сделала шаг назад, злясь на себя. Не могу поверить, что поддалась инстинкту.

— Прости. — Мои щеки пылают.

Он отводит взгляд.

— Мне нужно тебе кое-что сказать. Сегодня здесь будет давление. Особенно давление на тебя.

— На меня? — выпаливаю я.

— Да, на тебя. — Его губы расползаются в улыбку. — Ты очень важная персона. Эта гонка ничто по сравнению с некоторыми из больших гонок Кентукки, но все же. Нечасто можно встретить девушек-жокеев. Особенно таких юных.

Я уже и так была на взводе. Я опускаю руку на свою красную косу и подношу ее ко рту. Я делаю глубокий вдох.

— Спасибо, что сказал мне, — говорю я. — Я надеялась, что ты расскажешь мне что-нибудь другое.

— Да? Что?

— Ничего, — говорю я, быстро качая головой.

Он осторожно вытаскивает косу из моего рта, схватив меня за руку на секунду. Жар от его кожи успокаивает мои нервы и заставляет меня нырнуть обратно в его объятия. Иисус. Когда я стала такой озабоченной?

И туи Рори приводит Эхос-оф-Саммер со своей гонки, а Джек исчезает. Рори смотрит туда, куда пошел Джек, и начинает битбоксить, создавая музыку, как вы слышали в его видеоигре «Прыгая в Хучивилле». — Боучикавау.

Я показываю ему средний палец.

Я делаю паузу и глубоко дышу, когда разворачиваю леденец и беру его в рот.

— Как она? — спрашиваю я, когда Рори заводит Эхос-оф-Саммер в стойло.

— Третье место, — говорит он, ухмыляясь. — Неплохо для старушки.

Я похлопываю ее по морде.

— Ей всего лишь семь лет. Не хотелось бы слышать, как ты меня называешь, когда меня нет рядом.

Рори вытаскивает сложенную брошюру из заднего кармана.

— Эй, у меня гоночная программа. Там написано твое имя!

Я бросаюсь к нему, кладу в рот леденец, который Джек дал мне, и листаю программу. А вот и я.

ЛОШАДЬ            Звезда Теннесси

ЖОКЕЙ            С. Барроу*²³

ТРЕНЕР            Г. Солана

ВЛАДЕЛЕЦ      Д. Гудвин/Ферма Кедар Хилл

Я закрываю программу и прижимаю ее к груди.

И прежде чем я смогу осознать это, прежде чем я смогу контролировать свое сердцебиение, Рори ведет Звезду, и мы направляемся к загону, проходя мимо других амбаров и павильона для тестирования на наркотики. Мой леденец заканчивается во время нашей прогулки, я выбрасываю палочку.

Папа, Гил, Джек и мистер Гудвин встречают нас, пока мы надеваем седло жеребцу.

Папа сжимает мое плечо.

— Ты же знаешь, что не должна этого делать, правда? Мы всегда можем послать Таунсенда.

Я натягиваю перчатки, оглядываясь на других жокеев. Все они выглядят расслабленными, болтают и шутят со своими тренерами и владельцами. Я выдуваю воздух через рот и подпрыгиваю на пальцах ног.

— Я справлюсь, — говорю я папе. Джек и Рори улыбаются моим словам.

Я сажусь на Звезду, мы направляемся на трассу. Гонка Кентуки-Даунс стара, и трибуны маленькие, как те, что на софтбольном поле школы Ста Дубов; большинство зрителей находятся вокруг забора и на приусадебном участке. Или они в казино.

Аплодисменты начинаются с минуты, когда Звезда начинает бегать по траве. Кучка репортеров фотографирует меня. Из-за вспышек я вижу пятна. Надеюсь, Звезда не боится камер. Я стону, молясь, чтобы моя фотография не сопровождала статью на первой полосе о том, как я облажалась в Кентукки-Даунс.

Папа появляется справа от меня, верхом на пони Аппалуза. Звезда нюхает пони и таранит его голову в сторону отца, ведя себя своевольно.

— Не стесняйтесь затормозить, если что-то пойдет не так, — говорит папа, я киваю, жуя свою косу. — Я люблю тебя.