Наощупь - [22]

Нагло веду рукой по его рельефному прессу, очерчиваю каждый продолговатый кубик, и выше, к по-настоящему огромным мышцам груди. Его рука чуть сильнее прижимает меня к себе. Словно счастье обнимает за плечи. Мы молчим. Слов нет. То, что творится в душе, настолько мощно, что я просто не представляю, как это озвучить. Что сказать Степану, чтобы он понял, как много сделал сейчас для меня. Он словно собрал меня заново из тех кусочков битого стекла, что от меня остались.

Чуть меняю положение головы и касаюсь груди Степана губами. Я думала, мне будет противно с чужим мужчиной, но то, что я испытываю сейчас, и близко не похоже на отвращение. Напротив. Я принимаю его. Мне хорошо с ним настолько, что необходимость возвращаться домой убивает. Я не хочу покидать тихую гавань его рук. Мне так в них спокойно! Моя душа была разбитой чашей, а стала цельным витражом. А я не знала даже, что эти острые уродливые осколки с зазубренными краями могут на что-то сгодиться. Я ведь не знала даже…

Касаюсь его ладони у меня в волосах, переплетаю пальцы и немного меняю положение. Целую тыльную сторону руки, веду языком по выступающей вене. Меня завораживают эти реки, отчетливым узором, проходящие по его скульптурным рукам. Мое любимое занятие — плыть по ним пальцами… или языком, и ни о чем не думать. Обхватываю губами большой палец Степана и вспоминаю, что чувствовала, когда они были во мне одновременно с его членом. Я как будто мчалась по невидимому светящемуся кругу… Мне было так хорошо. Невыносимо…

Нашу тишину нарушает урчание в моем животе.

— Хочешь, я тебе что-нибудь приготовлю? — шепчет Степан мне в висок, и от его дыхания по моему телу расходятся теплые волны.

— Мне уже, наверное, пора… — отвечаю нехотя, едва слышно, — который час?

— Еще и девяти нет…

Я сомневаюсь. Меня беспокоит Демид. После того, что случилось вчера… Не знаю, возможно, мне стоит быть дома.

— Я не знаю…

— Соглашайся, Таня… Я просто тебя покормлю. Дай нам час-полтора, не больше…

И я соглашаюсь. На подрагивающих ногах встаю с кровати и чувствую, как из меня вытекает сперма. Это шокирует. Я совершенно по-дурацки всхлипываю.

— Что? — спрашивает Степан, перехватывая мою ладонь. Меня удивляет, как точно он ориентируется в пространстве.

— Мы… не предохранялись… — растерянно замечаю я.

Степан напрягается:

— Это проблема?

Я окончательно теряюсь. Проблема ли это? Наверное — нет. У меня спираль, я — чистая, Степан, очевидно, тоже… Он ведь врач. Просто… глупости, конечно, но со мной тысячу лет такого не случалось. Секс с мужем — только в презервативе. Я не доверяла ему, не могла поручиться, что он где-нибудь что-нибудь не подцепит и не принесет домой. Спираль же я поставила скорее для надежности. Чтобы уж точно не забеременеть. Сашка называл меня кошкой, оба раза — и с первой попытки. Не стоило рисковать…

Я перевожу тему, так и не решив, что ответить:

— Мне нужно в ванную… — озвучиваю очевидное.

— По коридору налево.

Подхватываю свое платье и выхожу из комнаты. Только сейчас обращаю внимание на интерьер. До этого я была слишком взвинчена. Необычно. Абсолютно белые стены, темный деревянный пол, натяжной потолок с подсветкой, большая низкая кровать, шкаф-купе у стены напротив окна. Коридор такой же белый. Он бы мог показаться стерильным, если бы не предметы искусства, развешанные по стенам и красиво подсвеченные. Что-то индийское, или тибетское… Ванная — тоже белая, соединена с туалетом. В ней, как и во всей квартире, царит идеальный порядок. Над раковиной нет зеркала — вот и все отличие от любой другой такой комнаты. В стаканчике — одна зубная щетка. Рядом — тюбик с зубной пастой и лосьон после бритья. Мыло в дозаторе. Я моюсь и с сомнением поглядываю на единственное висящее полотенце. Нет, я абсолютно не брезгую. Как можно, после всего, что было? Просто… просто как-то странно вытираться им.

— Тань, я принес тебе чистое полотенце.

Смело открываю дверь — он все равно ничего не увидит, благодарю и, наконец, завершаю свой туалет.

В кухню иду по запаху. Пахнет кари и еще какими-то специями. На огромной сковородке с толстыми стенками Степан обжаривает овощи, добавляет в них кусочки курицы и осторожно помешивает лопаткой. Я сглатываю слюну. Мне так непривычен вид готовящего мужчины, что я просто любуюсь этой картиной. Саша не мог и яичницы себе пожарить. За готовку всегда отвечала я. Даже когда у меня был токсикоз, я была вынуждена стоять у плиты.

— Очень надеюсь, что ты всеядна… Как-то я не додумался спросить о том, что ты любишь.

— Чтобы это ни было — аромат у него просто изумительный. Тебе помочь?

Я нисколько не вру. Пахнет действительно вкусно, но из рук Степана я бы ела все, что угодно. Залипаю взглядом на его мощной спине. Он надел борцовку и свободные треники. Любой другой мужчина в подобном виде выглядел бы как бомж, но не Степан, у которого такая фигура, что, реши он заняться стриптизом, дамочки бы передрались в очереди за право первой сунуть купюры ему в трусы. У него отличная задница.

Отворачиваюсь неловко, растираю руки. Меня смущает собственная реакция на этого мужчину. Но распущенной я себя не чувствую. Смертельно больным людям для облегчения боли положены опиаты. Это не делает их наркоманами — это облегчает боль. Как и Степан облегчает мою…