Нанкин-род - [62]

Шрифт
Интервал

Сержант Демби выстроил своих людей, опустив их на мостовую синей плотиной. Сам он, выйдя вперед, остановился в ожидании.

Демонстранты приближались.

Впереди вертелись полисмены; за ними шли первые ряды, над которыми плыл белый, окровавленный плакат с надписями: «Мы не позволим убивать наших братьев», «Долой китайских и иностранных убийц!» Дальше пестрели другие плакаты, шли другие ряды.

Трубачи на крыше играли походный марш. Барабаны отбивали дробь.

– Стойте! – крикнул сержант Демби, величественно поднимая правую руку.

Толпа продолжала наступать. Передние ряды напирали на сержанта. Демби пришлось податься назад.

– Стойте, я вам говорю! – размахивал руками сержант. Толпа продолжала течь вперед, глухая, как вода.

– Назад, собаки! – рычал Демби; его относило к полицейской плотине. Толпа шла вперед.

Демби выхватил револьвер.

– Вы не пойдете дальше! Пли! – скомандовал он.

Полисмены разом, как автоматы, подняли револьверы и, направив на толпу, открыли огонь.

Первые ряды упали. В задних произошло замешательство. Передний плакат, вздрогнув, покрыл убитых. По асфальту потекли темные ручьи. Стонали раненые. Оркестр оборвал марш, и только барабан отбивал дробь, словно в панике стуча зубами.

Ворду с Агатой, однако, не удалось полюбоваться искусством сержанта Демби… «Непьер» застрял среди других машин за два квартала до места расстрела.

На помощь сержанту летели мотоциклетки. Полисмены в стальных шлемах, размахивая дубинками, врезались в толпу. Прошел отряд муниципальных стрелков.

Дула и дубинки выталкивали демонстрантов. Неся раненых, толпа хлынула в боковые переулки, наполнив их гулом смятения.

Сержант Демби спокойно натягивал белые перчатки. Пять трупов лежали у его ног. Прижатый к мостовой плакат кричал камню: «Мы не позволим убивать наших братьев».

XXXVII

Одноглазый дрозд был в полном недоумении. Никогда еще, сколько он себя помнил, не случалось таких удивительных вещей.

Обычно с самого утра по каналу не переставая двигались флотилии шаланд и сампанов, груженных овощами, птицами, цветами. Дрозд с завистью смотрел единственным своим глазом на проплывавшие мимо кусты роз, на охапки пионов, на соблазнительные горы риса и бобов. Теперь канал был пуст и безмолвен. Вот уже третий день, как окрестные крестьяне перестали возить в город огурцы и капусту. Один Нон бороздил своим вертлявым веслом застывшую воду, доставляя на джонку спасавшихся от полиции забастовщиков. Но и он не мочил своих сетей, превращенных в одеяла для беглецов.

Поведение обитателей джонки также было загадочным. Давным-давно стоял сухой и погожий день, а слепой музыкант и не думал отправляться в город. Он сидел лицом к каналу и, пачкая скрипку канифольной мукой, выводил заунывным голосом:

Ветер дует с запада… Какое горе!..
Темная ночь. Из Европы врываются солдаты…
Богачи с распростертыми объятиями
Принимают иностранцев, соединяясь с ними.
Кварталы белых встречают нас пулями.
Кто поймет наше горе? Кто услышит крики отчаяния?..
О-о, какая печаль!.. – Мы царство мертвых.

– Конец песни не годится, – донесся из шалаша звонкий голос. – Ты должен переделать его, дед, на новый лад…

Слепой музыкант опустил смычок.

– Ишь, шустрый какой!.. Вчера весь день охал, а сегодня – опять за свое. Вот уж действительно – и пуля вас не берет!

– Не берет, дед… – из-за циновок показалась обмотанная тряпками голова Юна…

– Другому на всю жизнь хватило бы урока, а с тебя – как с гуся вода…

Невдалеке раздались частые выстрелы. Слепой музыкант поспешно отодвинулся от борта.

– Наделали дел… И зачем вам было дразнить заморских дьяволов? Они привыкли гнать китайцев от своих дверей…

– Придется им переменить привычки, – сказал раненый. – Особенно, если они хотят остаться в нашей стране.

По сходням зашлепали босые ноги: показался Син с прыгавшими на коромысле вязками корзин.

– Отдыхаешь? – сбрасывая коромысло, спросил корзинщик.

– А что делать? – сказал слепой. – Вчера мне за целый день не пришлось спеть ни одной песни. Только начну, а на углу залопочет какой-нибудь болтун – толпа и бежит к нему. Чуть не задавили… А ты что рано вернулся? Неужели все продал?

Син крепко выругался.

– Да разве теперь кому-нибудь нужны корзины! Теперь все другим заняты. Даже лавочники закрывают лавки…

– Так что ж ты ругаешься? – воскликнул Юн. – Радоваться надо.

– Радоваться? – удивился корзинщик. – Чему? Я радуюсь, когда продаю корзины.

Волнуясь и дрожа, раненый приподнялся на локте.

– Народ разбивает цепи, а ты плачешь о своих корзинах! Камни кричат от гнева, а дед удивляется, что никто не хочет слушать его песни…

Локоть подломился, и юноша со стоном упал на цыновку.

– Лежи, лежи! – забеспокоился корзинщик. – Не ты один сошел с ума… И я, и дед, и твои почтенные родители – все мы жили и думали иначе… Но недаром сказал премудрый Конфуций: «Сын больше похож на свой век, чем на своего отца».

– Как бы я хотел быть там, – прошептал Юн, протягивая руку в ту сторону, где раздавались выстрелы.

Лю пустеющими глазами смотрел на клочок бумаги, дрожавший в его руке.

Ты говоришь, что слушала
Далекого музыканта,
Вздыхавшего на флейте
Всю долгую ночь.
Но как же ты не слышишь
Биение моего сердца,

Еще от автора Сергей Яковлевич Алымов
Киоск нежности

Сборник стихотворений Сергея Алымова, изданный в 1920 году в Харбине. Тексты даются в современной орфографии.https://ruslit.traumlibrary.net.


Рекомендуем почитать
Будни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последнее свидание

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Князь во князьях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Захар Воробьев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 2. Улица святого Николая

Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.


Красное и черное

Очерки по истории революции 1905–1907 г.г.