Наместница Ра - [44]

— Если бы дело касалось меня одной, — робко начала Исида, заняв подобающее место на полу перед жрецами, — я не посмела бы прийти. Но речь идет о благоденствии Обеих стран.

— Ближе к делу! — сурово одернул ее Хапусенеб. — Что ты хотела нам сообщить, царица-мать?

Верховный жрец не без умысла назвал ее титул, тем самым давая понять, какую милость оказывают жрецы Амона простой смертной, принимая ее. Однако на сей раз случай для нее выдался благоприятный, ведь ни для кого не было секретом, что Исида и Хатшепсут ненавидели друг друга, как Сет и Осирис, а жрецы Амона были на стороне Исиды. В конце концов, она приходилась матерью малолетнему фараону, ставшему царем по воле жрецов.

Наложница фараона недобро сверкнула глазами из-под коротко стриженных светлых волос.

— Это вы избрали моего сына господином Обеих земель, хотя он еще носит локон юности. И теперь Тутмос несчастен еще более, чем раньше. Руки его связаны, будто он из племен девяти луков, поверженных в прах. Где бы он ни находился — здесь, в храме, или там, во дворце, — повсюду двери за ним закрываются и копьеносцы встают на стражу, будто он не царь, а пленник.

Хапусенеб, с угрюмой миной выслушав сетования Исиды, ответил:

— Тутмос — наш царь, но с той поры, как ты произвела его на свет, Великая река лишь восемь раз выходила из берегов. Пусть он переимчив, как гусь в стае, и умен, как павиан Тота, но по малости лет ему все-таки недостает опыта и мудрости, чтобы править царством…

— Вот только когда Тутмос их наберется, — перебила Исида меченого жреца, — ему уже не быть царем! Хатшепсут, Лучшая по благородству, день за днем забирает власть в свои руки. Основные должности при дворе давно удвоены. Есть управитель дома царя и управитель дома царицы, писец царя и писец царицы — то же самое с виночерпиями и прочими чиновниками. А если учреждаются новые должности и раздаются саны, то и люди, их получившие, конечно, стоят на стороне главной супруги фараона. И все это творится не по твоей воле, о, первый пророк Амона!

Меченый смущенно отвел взгляд, остальные жрецы тоже потупились, ибо речь наложницы фараона обнажала их слабость. Расчеты провалились: по плану дитя-фараон должен был стать марионеткой на невидимых нитях, за которые дергали бы кукловоды, правя великим царством на Ниле по своему усмотрению и к собственной выгоде. Однако Хатшепсут, Та, которую объемлет Амон, оказалась слишком сильной. Она давно догадалась о заговоре жрецов и, похоже, успела основательно подготовиться. И если до сих пор пророки Амона признавали за ней красоту Ра и чувственность Исиды, то теперь для них стало очевидно, что помимо прочего царица мудра, как Тот, и хитра, как Сет. И более того, обладая энергией и неутомимостью бараноголового Хнума, Хатшепсут могла ослабить влияние жрецов Амона.

— Ничего нового ты нам не сказала! — скривив изуродованные губы, заявил верховный жрец. Но было очевидно, что он старался принизить важность сведений наложницы фараона.

Тогда Исида воздела руки.

— Так склоните ваш слух к главной вести! Одна из служанок гарема сообщила мне, что Хатшепсут через Юю заказала убор для коронации, и Тхути, золотых дел мастер, изготавливает двойную корону с обручем и уреем, такую высокую, что под ней укроются ее длинные волосы. Надеюсь, вы понимаете, что это значит.

— О Амон, Мут и Хонсу! — в ужасе воскликнул один из бритоголовых. — Она оскорбляет богов!

Другой согласился с таким мнением:

— Она попирает наши священные законы подобно царям-пастухам в дельте сто лет назад!

Тогда поднялся первый пророк Амона, леопардовая шкура которого прикрывала страшные шрамы, оставленные огнем на его теле. Воздев руки, он провозгласил:

— Я, Хапусенеб, Величайший из великих, посвященный в мистерии и тайны Великой Эннеады, я — и только я! — венчаю фараона на царство.

Зычный голос первого пророка пробудил бритоголовых от наркотического сна. Они повалились на колени и забубнили, колотя лбами по полу:

— Велик Амон и велик Хапусенеб, его Первый пророк! От Исиды не укрылось, что жрецы так и не поняли или не хотели понять, что на уме у Хатшепсут, и, совершенно отчаявшись, она снова возвысила голос:

— Да, Хапусенеб, ты тот, кто возводит царей на царство от имени бога, и тот, кто судит людей по древним законам. Да, ты короновал Тутмоса, но правит Хатшепсут! И я нисколько не удивлюсь, если в скором времени ты сам обзаведешься тенью, которая будет исполнять твою службу по воле царицы!

В колонном зале повисла могильная тишина. Все взоры устремились к Хапусенебу, застывшему словно каменное изваяние. Разве не было кощунством одно это ужасное заявление? Разве не преступление — бросать в лицо верховному жрецу подобное измышление?

Исида отдавала себе отчет в том, на какой риск она шла. Молодая женщина стояла и ждала какого-то ответа, какой-нибудь реакции, пусть даже проклятия. Однако Хапусенеб молчал и только смотрел перед собой остекленевшим взором. Когда наложница фараона повернулась, чтобы покинуть собрание жрецов, она краем глаза уловила негодующий жест первого пророка, указывающий на выход. Тогда Исида постаралась ускорить шаг, чтобы исчезнуть как можно быстрее.