Нам не дано предугадать - [7]

Наши поездки вечером, особенно при лунном свете, учащались. Старый князь был нашим bon en train[29]. Подвижный, веселый, он всех подзадоривал к какой-нибудь экскурсии, а мы, молодежь, его в этом поддерживали. Приглашались певцы, нанимались открытые гондолы, и вся наша компания, усевшись по вкусу кто с кем – я, конечно, там, где Гриша с сестрой Мари, – веселые, радостные, отчаливали шумно около мостика, где всегда собирались. Любили мы останавливаться под сводами Ponte di Rialto[30], где особенно звучали голоса и гулко разносились по воде красивые слова песни… Пели наши любимые арии «O bella Napoli»[31] или «Sorrentina»[32] и др. Я успешно занималась вторую зиму по-итальянски и могла порядочно объясняться на языке Данте. Память у меня была хорошая, я много заучивала стихов и любовалась их звучной красотой. Уроки рисования шли успешно, старый князь хвалил меня, но почему-то в то время, мне было 15 лет, я не увлекалась этим и лишь пять лет спустя, уже замужем, в Риме, я усердно копировала картины и этюды у одного знаменитого художника.

Постом мы все говели и ходили в греческую церковь. Исповедовалась я у греческого священника-монаха, который спрашивал мои грехи по-итальянски, а длинную молитву, перечисляющую все мои провинности, прочел по-гречески. На этом языке я знала одну молитву: «Отче наш», которой выучила меня знакомая гречанка, фамилии ее не помню.

В Венеции познакомились мы с итальянцами – графом Agricola с женой, очень милыми людьми. Их дом, чисто итальянский или скорее венецианский, был неуютен. Залы почти без мебели, каменный пол, большие камины, несколько стульев, резных с высокими спинками, гобелены, картины предков во весь рост – вот его убранство. О современном комфорте нечего было и думать, быть может, теперь эти palazzo[33] снабжены ванными и канализацией, но в 1866 году их не было, и нередко из окна дома выбрасывались в канал всякие нечистоты, и воздух был не из чистых. И несмотря на это, чарующее впечатление от Венеции не страдало.

Весной шли дожди, но, невзирая на это, мы выходили ежедневно, шагая под сводами Procuratie[34], любуясь магазинами, в которых преимущественно торгуют венецианскими хрустальными вещами, тонкими, изящными, мозаикой, кожаными изделиями с выбитыми золотыми рисунками, конфетами, фотографиями и т. д. Здесь всегда, в хорошую и дурную погоду, rendez-vous[35], и кофейные хорошо торгуют.

Могу сказать несколько слов о дивной церкви св. Марка, которая как-то особенно поражает православную душу. В XI веке, говорят, византийский стиль сменил романский. Но фасад с готическим орнаментом придает еще более фантастичности ее целому. Вместе с тем вся эта удивительная церковь производит впечатление вполне цельное. Мощи св. Марка покоятся там. На левой стороне алтаря я заметила славянскую икону Богоматери, но не могла прочесть какая, может быть, эта икона была пожертвована какой-нибудь русской. Стоя здесь, хотелось молиться, вспоминались наши церкви, соборы.

Чудный Palazzo Ducale[36] примыкает вплотную к храму, его архитектура слишком известна, чтобы о нем говорить. Все достопримечательности осмотрели мы с семьей Гагариных, причем старый князь зарисовывал все, что ему нравилось, в своем альбоме.

Наше пребывание в Венеции близилось к концу, и чем скорее шло время, тем грустнее становилось нам. Настал и день отъезда. Когда-то увидимся мы с нашими! Ехали Гагарины, Соллогуб, Бутурлины также в Россию, в свои имения. Мы ехали сперва в Москву, затем в подмосковное имение дяди Н. А. Хвощинского Власиха Звенигородского уезда.

Я была донельзя счастлива ехать в Россию. На таможне я пришла в восторг от русской речи, обрадовалась, увидев жандарма. Наконец мы в Москве в Мало-(Николо)арбатском переулке, дом Щепина. Дом большой, хорошая зала, но, когда я выглянула в окно и увидела грязный переулок, хмурое небо, я вспомнила перламутровое небо Венеции, площадь Св. Марка, Мост вздохов и чуть не расплакалась. В Москве остались мы недолго и уехали в имение дяди. Дом-дача, некрасивый, но уютный, радость свидания, поля, пруды, деревенское приволье заставили забыть Венецию.

Зажили отлично, весело. Утром разные уроки, затем прогулки пешком, в экипаже, рыбная ловля, собирание грибов, все веселило меня. У дяди был единственный сын Абрам, немного моложе меня. У него был гувернер, который давал и мне уроки, затем был еще русский учитель. Музыку преподавала мама́, а злосчастную математику мой отец. Лето проходило весело. Дядя Петр был хлебосольный хозяин, любил, чтобы к нему приезжали гостить, и дом их постоянно был полон, особенно молодежью. Чаще всех подолгу гащивали зятья его Львовы, Николай и Леонид, оба веселые, неженатые, они привлекали и своих друзей. Устраивались пикники и длинные прогулки. День именин дяди, 29 июня, привлекал массу народу. Из Звенигорода приезжали поздравить его власти. Дядя был предводителем дворянства.

С утра лилось шампанское. Из Москвы приезжали родственники, знакомые… Все оставались ночевать, и это было самое забавное. Ночевали всюду, как попало, даже на террасе наверху. Я, конечно, выпросила позволение ночевать там с М. Н. Львовой, сестрой тетки Хвощинской, и мы обе отлично устроились, притащив сена, но заснуть я не могла во всю ночь по двум причинам. Улеглись мы поздно, когда заря уже занималась, а кроме того, комары нас облепили.