Налог на Родину. Очерки тучных времен - [10]

– Отстаньте от бабушки! Это вообще не ваша страна. Это бабушкина страна. А вы здесь вообще прав ни на что не имеете. Да и я тоже…

И мы сразу прикусили языки.

Садоводство действительно записано было на тещу.

Мы просто себе на втором этаже сделали ремонтик в таком милом европейском рустичном стиле, и там, слава богу, нам жить никто не мешал. И даже биоунитаз поставили – в качестве основного удобства.

У нас, если вы еще не поняли, вообще две страны в одной, они обе на одних и тех же захваченных и загаженных землях, просто на разных этажах. И вот эта сцепка, этот симбиоз и не дает России измениться.

Что будет, когда вешние воды подмоют общий фундамент, – не знаю.

2009

Время ремонта мозгов

У меня на даче сложился комплект юмористических журналов десятилетней давности. Журналы называются «Идеи вашего дома», «Интерьер + Дизайн», «Salon», ну и так далее, – все про ремонт и обустройство жилья

Мы с женой ужасно любим недвижимость и все, что с ней связано. Мы этой темой ушиблены: тот, кто мучительно перебирался из халуп в просторное квартиры, нас поймет. Мы не одиноки во вселенной: недавно я услышал термин «pornoproperty», означающий навязчивую одержимость недвижимостью, сродни одержимости порнографией. Эта мания включает как непременное изучение цен на дома и квартиры по всему миру – так и, вот, скупку интерьерных журналов.

Разглядывать эти журналы без смеха сегодня решительно невозможно. Там с каждой страницы бьет в глаз непременное желание хозяев жилищ выглядеть модными (и – как это будет по-русски? – ах да: элитными!). То есть такими, чтобы все вокруг ахнули.

Ну, вы себе представляете, что вызывало «ах!» лет 10–15 назад.

Многоуровневые потолки из гипрока, устроенные загогулиной, со встроенными галогеновыми лампами (на сленге дизайнеров это называется «пустить волну»; в новостройках пущенная волна слизывала сантиметров сорок и без того невысоких потолков).

Далее – паркет «палубной» раскладки (никаких старорежимных «елочек»! – «елочки» выкорчевывались беспощадно).

На третьем месте – стеклоблоки (желательно, конечно, целой стеклостеной, но, коли денег не хватало, вмуровывались поштучно).

Стены в гостиной – крашеные, в спальнях – в двуцветных обоях: сверху, допустим, желтенькое, а снизу – синенькое и на стыке бордюр.

Еще модными были шинные системы освещения, шторы с ламбрекенами, затем бог знает с каких римских развалин перенесенные арки, колонны (особо богатые прямо в гостиной устраивали храм Меркурия с видом на улицу Наметкина), а еще возле храма в кухне сооружалась барная стойка. И самое главное – требовалось, чтобы от прежней квартиры и от прошлой жизни хозяев в новое жилье не переходило ничего.

Стены, зоны, комнаты в связи с этим обязательно передвигались; квартира без перепланировки в зачет как бы не шла, – я помню, в 1998-м талантливый (и модный) архитектор Тугарин, сосватанный нам по блату, недоумевал, отчего мы не хотим перенести спальню в кухню, а кухню – в кабинет.

Это ж была б, как он выражался, не квартирка – огонь!

* * *

Ныне владельцы этих гипрочно-потолочных, стеклоблочных квартир должны даже не столько выглядеть, сколько ощущать себя идиотами. Я отчасти их чувства разделяю: сам в 1998-м, аккурат под кризис, закупал стеклоблоки, хотя кабинет в спальню перенести, слава богу, не успел.

Сегодня в моде другое: очищенные до голого кирпича стены, размытый бетон на потолке, искусственно состаренное дерево, холодная сталь, серебро на черном, черное на серебре, рисунок в шотландский чертополох, обильно хрустальные люстры – ну, словом, то, что определяется как «глэм-барокко».

О господи, да какие ныне двуцветные обойчики?! Какие волны на потолках? Какая мебель из вишни? Эвона, на фоне грубого кирпича, на полу из массива копченого дуба должен стоять выбеленный столетний индийский шкаф.

Я знаю, о чем говорю: моя квартира за одиннадцать лет изрядно обветшала, но знакомые архитекторы и дизайнеры, которых я зазываю на ужин (не без задней мысли поговорить о ремонте), сходятся в одном: все переделать. Выкинуть к чертовой бабушке этот немодный дубовый паркет и устаревший кафель с рыбками. На диван пошить белые чехлы, загнать его в угол гостиной, перед ним выставить низенький пакистанский стол, на стол вместо скатерти бросить ковер, над ковром низко-низко опустить кованую, опутанную стеклярусом люстру…

Они к нам с женой очень хорошо относятся. Они профессионалы: одного из них, Андрея Дмитриева, New York Times короновала как «императора Андрея» от современного дизайна. Они искренне хотят, чтобы мы жили в модной квартире.

Проблема в том, что мы хотим жить в квартире, которая впитывает в себя время – то есть нашу жизнь, – как губка. Для нас с женой жилье, его убранство, его интерьер – это история наших тел и душ, эволюция наших представлений о мире, а ремонт – этакий скачок в дарвиновском естественном отборе вещей.

Старые вещи – они как морщины: свидетельства о былых мыслях, поворотах судьбы, страстях. Когда их стремятся непременно вывести под ноль – значит, владельцу есть чего стыдиться в своей жизни и есть что скрывать.

Если верить дизайнерским журналам, что скопились у нас на даче, то жизнь преуспевающего сорокалетнего россиянина выстраивалась так: вот он рос-рос в октябрятах, пионерах и комсомольцах, складывал в кляссеры марки, спал на кресле-кровати под пластмассовой люстрой «Каскад», имитирующей хрусталь, пил чай из дулевских чашек эпохи упадка, кормил рыбок в установленном на трехногую стойку круглом аквариуме, ставил гибкие пластинки из журнала «Кругозор» на проигрыватель «ВЭФ-Спидола», получал в подарок на Новый год «Мюнхгаузена», ракетницу с присосками и набор стальных гремучих солдатиков, поступал в институт и носил в стройотряде зеленую штормовку с нашивками, а потом – хрясь-бум! – перестройка-богатство, и вот его раздели догола, загнали на дезинфекцию в особую камеру, а затем – оп! – выпустили наружу во всем новеньком в новенькую квартирку, строго-настрого запретив думать о прошлом.