Наконец-то вместе - [9]

Ли ответила веселым, ласковым взглядом и, игнорируя упоминание об орхидеях, сказала:

— Джейсон, да ты же голубой. Какой роман?

— Верно, — ухмыльнулся он. — Думаю, это могло бы послужить препятствием нашей связи.

— Как Эрик? — осведомилась Ли, намеренно меняя тему. Эрик был «ближайшим другом» Джейсона последние полгода: почти рекорд продолжительности там, где речь шла о Соломоне. Постоянством тот не отличался. — Что-то я не видела его в партере.

— Он там был, — безразлично бросил Джейсон, любуясь черными лаковыми туфлями. — Честно говоря, я начал немного от него уставать.

— Уж очень легко ты устаешь, — заметила Ли с понимающим взглядом.

— Ты права.

— Если хочешь знать мое мнение… — начала она.

— Чего мне, разумеется, не хочется, — перебил Джейсон.

— И которое я, разумеется, собираюсь высказать… Так вот, если хочешь знать мое мнение, тебе следует попытаться найти кого-то, настолько на тебя непохожего, что он с первого взгляда покажется скучным и предсказуемым. Попробуй для разнообразия встречаться с тем, кто презирает свои гольф-клубы.

— Настолько великолепного, чтобы я смог закрыть глаза на его утомительные качества? Собственно говоря, я знаю кое-кого!

Он внезапно стал таким сговорчивым, что Ли ответила подозрительным взглядом, прежде чем швырнуть салфетку в мусорную корзину и начать накладывать обычный макияж.

— Неужели?

— Честное слово, — хитро улыбнулся Джейсон. — У него густые светло-каштановые волосы с выгоревшими на солнце прядями, прекрасные глаза и изумительное сложение. На мой взгляд, выглядит он немного как первокурсник, но на самом деле ему тридцать пять: самый подходящий для меня возраст. Родом он из старой аристократической нью-йоркской семьи, обедневшей задолго до его рождения, так что на долю бедняги выпало восстанавливать фамильное состояние, что он умудрился сделать в одиночку…

Ли, наконец сообразившая, что он рисует портрет Логана, зажала рот, чтобы не прыснуть. Плечи ее тряслись от сдерживаемого смеха.

— Ты просто псих.

Джейсон, не привыкший долго задерживаться мыслями на одном предмете, мгновенно перескочил на другой, более прозаический.

— Какая ночь! — вздохнул он, откидывая голову на спинку дивана. — Я был прав, изменив твои реплики в последней сцене второго акта. Заметила, как сильно отреагировали зрители? Секунду назад они смеялись, но, вдруг поняв, что ты действительно собираешься сделать, едва не плакали. За интервал всего в несколько строк они перешли от веселья к слезам. Поверь, дорогая, это блестящая пьеса… и блестящая игра, конечно. — Он прервался, чтобы глотнуть шампанского, и, задумчиво помолчав, добавил:

— Возможно, после завтрашнего дневного спектакля мне понадобится немного изменить диалог третьего акта между тобой и Джейн. Правда, я еще не решил.

Ли, не отвечая, быстро закончила макияж, расчесала волосы и исчезла за ширмой, чтобы переодеться в платье, которое специально принесла в театр. За дверью гримерной шум еще усилился, когда актеры, рабочие сцены и люди, обладающие достаточным влиянием, чтобы получить пропуск за кулисы, гомоня и смеясь, стали покидать театр через служебный вход, чтобы отпраздновать сегодняшний триумф с друзьями и родными. Обычно Ли и Джейсон последовали бы их примеру, но сегодня Ли исполнялось тридцать пять, и Логан твердо намеревался сделать все, чтобы ночь премьеры не затмила этого события.

Она появилась из-за ширмы в обманчиво простом красном шелковом платье-рубашке с узенькими, расшитыми стеклярусом бретелями, лодочках на шпильках, в тон платью, и с усыпанной стразами вечерней сумочкой от Джудит Либер, свисавшей с руки на длинной цепочке.

— Красное? — ухмыльнулся Джейсон, медленно поднимаясь. — Никогда раньше не видел тебя в красном.

— Логан специально просил меня надеть сегодня красное.

— Интересно почему?

— Возможно, у него игривое настроение, — самодовольно объяснила Ли, но тут же неуверенно спросила:

— Как по-твоему, мне идет?

Джейсон неспешно, оценивающе оглядел ее блестящие, падающие до самых плеч рыжеватые волосы, большие аквамариновые глаза и высокие скулы, перевел глаза на узкую талию и длинные ноги. Довольно миленькая… не ослепительна и вовсе не такая уж красавица, и все же даже в зале, полном женщин, Ли Кендалл обязательно выделялась бы и мгновенно привлекла бы к себе внимание, стоило ей заговорить или пошевелиться. Пытаясь найти причину ее мощного воздействия на публику, критики сравнивали Ли с молодой Кэтрин Хепберн или Этель Барримор, но Джейсон считал, что они не правы. Да, на сцене она обладала несравненным сиянием Хепберн и легендарной глубиной проникновения в образ, присущей Барримор, но было и нечто свое, бесконечно более привлекательное и уникальное: чарующая, завораживающая харизма, столь же действенная сейчас, когда она стояла в гримерной, ожидая его суждения, как и на сцене, во время спектакля. Ли была самой спокойной, дружелюбной, трудолюбивой и отзывчивой актрисой из тех, кого он знал, и все же в ней крылась какая-то тайна, барьер, за который она никому не позволяла заглядывать. Она принимала свою работу всерьез, но вот себя всерьез не принимала, и временами ее застенчивость и чувство юмора заставляли его чувствовать себя махровым, завзятым эгоистом.