Наколдованная любовь - [10]

Оля, почуяв недоброе, заранее задрожала и жалобно пискнула:

— Чего это они?

— Ты о птицах, милое дитя? — жаждущий свидания с трактирным меню Коренус даже не замедлил шага, только бросил взгляд на почетный караул, бормотнул под нос пару слов и хихикнул: — Твоя обувь… птицам кажется, что ее связывают молодые плети хвисса, на которых сидят жучки-блескучки. Для гусей первое лакомство!

— А они на меня не бросятся? — торопливо уточнила Оля, которой очень не хотелось становиться лакомством для курогусей.

Когда-то в раннем детстве девушку поклевал до крови деревенский петух. Ретивый петька потом отправился в щи, а вот страх перед агрессивными птицами остался.

— Нет-нет, дитя, они безобидны, — посмеиваясь, магистр открыл дверь в трактир, где им предстояло перекусить и переночевать.

— Если нападут, я их зарублю мечом, — великодушно пообещал даме своего сердца Ламар, умилившийся трогательной пугливостью девы, и придержал для нее тяжелую скрипучую створку, не заметив, как его обоже сглатывает комок в горле. Слишком богатое воображение нарисовало девушке живописную картину с кровью, вскрытыми тушками и торжествующим рыцарем.

Со всеми предложениями дедушки-мага насчет еды и ночлега Оля готова была безропотно соглашаться до тех пор, пока не перешагнула порог убого-темного, грязного и почти пустого (не считая какой-то скрюченной фигуры в углу) зала. Как можно при столь малой посещаемости настолько изгадить помещение, оказалось загадкой похлеще тайны философского камня. Однако грязь на дощатом полу с набросанной клоками соломой, копоть на стенах, черное от нагара тележное колесо, заменяющее люстру, и грязный до безобразия стол, на лавку перед которым уселись веселый Коренус и невозмутимый Ламар, шокировали девушку. А вонь и чад едва не добили, во всяком случае, дыхание перехватило настолько, что потребовалось срочно присесть.

Оля осторожно потрогала пальчиком липкую от неизвестных жидкостей лавку, вытащила из кармана джинсовой курточки завалявшийся там с летнего похода за хлебом пакет, постелила его, и только потом присела. Подняла глаза на стол и истошно завизжала. Всю томную дурноту как рукой сняло, девушка подлетела над скамьей настолько резво, словно бы научилась летать. Так и стояла на ней, визжа и тыча пальцем в коричневое чудовище, нагло шевелящее усами.

— Это таракан, о дева, он не кусается, — снисходительно улыбнулся рыцарь, ловко ухватил и с тошнотворным хрустом раздавил насекомое пальцами. Смахнув останки на пол, и, не обтерев пальцы о куртку, заорал, звучно стукнув кулаком по столешнице:

— Эй, хозяева!

— Тараканы не страшные, они противные, — передернулась от отвращения девушка, но визжать после ликвидации монстра все-таки перестала и слезла со скамьи. Неловко притулившись на лавке, зыркая по сторонам в поисках родственников убиенного усача, Оля с ужасом предположила: — А вдруг тут еще и блохи, и вши есть?

— Не переживай, милое дитя, — посочувствовал несчастной Коренус, — перед сном я прочитаю заклинание, изгоняющее насекомых, чтобы они не смущали твой покой. Признаться честно, раньше в «Жирном гусе» было куда многолюднее и опрятнее.

— Раньше, это сто лет назад? — хмыкнул рыцарь, не придававший особого значения гигиеническим нормам в точках общепита.

— Всего лишь тридцать, — уточнил маг, разочарованный не столько отсутствием чистоты, сколько сомнительными запахами с кухни. — Я не появился бы еще столько же, если бы не нужда в розыске артефакта. Это единственный трактир на окраине Фодажского леса, куда лежит наш путь…

— Ну чего орете, любезные господа? — лениво поинтересовалась возникшая вместе с чадом, повалившим из темного провала двери, толстая неопрятная женщина в засаленном платье серо-бурого цвета. То, что было у нее на голове, походило на оставленную на середине неловкую попытку заплести дреды, пользуясь вместо инструкции рассказом очевидца.

— Есть хотим, добрая хозяйка, мяса побольше, каши и две комнаты на ночь, — коротко скомандовал Ламар.

— Три, любезный друг, ты так храпишь, что я глаз не сомкну, — вмешался в разговор Коренус, бережно поправляя свой «маленький» мешочек, которому вздумалось завалиться на бок с булько-звяко-бряцающим звуком.

— В домах для паломников давно уж ветер гуляет да дождь ночует, а в трактире еще комнатухи есть. Только в долг под залог добычи не кормим. А ну как вы из лесу не вернетесь? — отрезала трактирщица. Ламар слазил в глухо звякнувший поясной кошель и выложил на стол треугольную серую монетку для финансирования трапезы и ночлега.

Рука женщины, никогда не слышавшей о диковиной твари, прозывающейся «маникюр», схватила монетку с ловкостью фокусника поискуснее Акопяна. Видимо, покупательная способность треугольничка была такова, что баба даже снизошла до краткого оглашения меню — мечты гурмана:

— Хлеб вчерашний, пиво, каша пшенная, гусятина в подливе. На всех нести?

— А молока у вас нет? — мужественно борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, усиливающейся от намека на запашок пригорелой каши, спросила Оля. — Я бы попила.

— Кувшин на леднике стоит, щас принесу, — расщедрилась хозяйка и почапала на кухню. Мимоходом бросила угловому клиенту: