Наказание — смерть - [5]

– Ограбление?

– Маловероятно.

– Каков же в таком случае мотив? Что вы об этом ду­маете?

В груди Евы зашевелилось негодование, которое, как она знала, непременно вырвется наружу, если не взять се­бя в руки.

– У меня пока не сложилось определенное мнение на этот счет, – ответила она. – И вообще, капитан Рот, что вы предпочитаете: стоять на улице и допрашивать меня или прочитать подробный отчет, который я подготовлю в ближайшее время?

Рот хотела было возмутиться, но передумала.

– Намек понят, лейтенант. Буду с вами откровенна. Детектив Коли работал в моем отделе на протяжении мно­гих лет, и я хочу, чтобы мы сами расследовали это убий­ство.

– Я понимаю ваши чувства, капитан, и смею заверить вас, что буду проводить расследование со всей возможной тщательностью.

«Да сними же ты эти чертовы очки! – подумала Ева про себя. – Я хочу видеть твои глаза!»

– Вы, конечно, можете попробовать и, возможно, добьетесь, чтобы расследование передали вам, – добави­ла она. – Но я тоже буду с вами откровенна и предупреж­даю, что я его так просто не отдам. Сегодня утром я стоя­ла над телом Коли и видела, во что его превратили. Уве­ряю вас, я горю желанием поймать убийцу не меньше, чем вы.

– Капитан! – вступил в разговор сержант Клуни, положив руку на локоть Рот. От уголков его светло-голубых глаз разбегались морщинки, и от этого лицо Клуни выгля­дело усталым и располагало к доверию. – Лейтенант! – Он поочередно посмотрел на женщин. – Сейчас все мы находимся во власти эмоций, и это вполне понятно. Но у нас есть работа, которую мы обязаны выполнить.

– Ты прав, Арт, ты прав. Давайте покончим с этим. – Капитан Рот подошла к подъезду и открыла замок с помо­щью универсального полицейского ключ.

Клуни повернулся к Еве.

– Лейтенант, – нерешительно заговорил он, – я по­нимаю, что вы захотите допросить Пэтси, жену Таджа, но прошу вас, не очень на нее сейчас нажимайте. Я представ­ляю, через что ей предстоит пройти. Я сам всего три меся­ца назад потерял сына. Он тоже был полицейским и по­гиб, патрулируя улицы. Такое ощущение, что в тебе про­делали огромную дыру…

– Не волнуйтесь, я не буду бить ее ногами. – Ева во­шла в подъезд, но затем остановилась и, обернувшись к сержанту, сказала уже более миролюбиво: – Сержант, я не знала этого человека, но он был полицейским, и он убит. Для меня этого вполне достаточно. Поняли?

– Хорошо, хорошо! Я все понял.

– Господи, до чего я ненавижу такие моменты! – про­бормотала Ева, следуя за Рот по направлению к лифту. – Как только вы это выдерживаете? – обратилась она к Клуни.

– Честно говоря, мне часто поручают выполнение этой печальной миссии. Говорят, у меня хорошо получа­ется утешать людей, – он смущенно улыбнулся. – Я со­глашаюсь на это. Почему бы и нет, если я могу хоть в ма­лой степени облегчить страдания человека?

Они стояли возле лифта, дожидаясь, пока придет кабина. От улыбки Клуни не осталось и следа, его губы были плотно сжаты.

– Как я это выдерживаю? Сам не пойму. Я знаю одно: на родных погибшего хорошо действует, когда их утешает коп, а когда этот коп и сам пережил подобное горе, у него это получается еще лучше. Вам приходилось терять кого-нибудь из членов семьи, лейтенант?

Ева вспомнила темную комнату, мужчину, лежащего в луже крови, скорчившуюся в углу маленькую девочку, ка­кой она тогда была, и сухо ответила:

– У меня нет семьи.

– Н-да… – только и произнес Клуни, когда, подняв­шись на четвертый этаж, они вышли из кабины лифта.

Они знали, что женщина, которая откроет им дверь, поймет все в первую же секунду. Жена копа, увидев на по­роге троих полицейских с мрачными лицами, тут же дога­дается, с какой вестью они пожаловали к ней в дом. Про­звучат какие-то слова, но они ни черта не будут стоить. С того момента, когда откроется дверь квартиры, жизнь обитающих в ней людей окажется сломанной раз и навсе­гда.

Все началось раньше, чем они успели постучаться. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Пэтси Коли – хрупкая женщина с эбонитовой кожей и густой шапкой темных курчавых волос. Она, видимо, собралась на про­гулку: на груди ее в сумке-"кенгуру" сидел младенец. Ря­дом, вцепившись в материнскую юбку, приплясывал ма­ленький мальчик и радостно вопил:

– Идем качаться! Идем качаться!

Пэтси смеялась, однако смех сразу умер в ее глазах и улыбка погасла, когда она увидела пришедших. Замерев как вкопанная, женщина еще крепче прижала ребенка к груди.

– Тадж… – только и сказала она.

Рот сняла очки, однако холодный взгляд ее синих глаз был так же непроницаем, как и темное стекло.

– Пэтси, позвольте нам войти.

Женщина даже не шелохнулась и лишь беспомощно повторяла:

– Тадж… Тадж…

Вперед выдвинулся Клуни и обнял ее за плечи.

– Пойдем, Пэтси. Давай сядем.

– Нет! Нет! Нет!

Мальчик заплакал и стал теребить безвольно повис­шую руку матери. Рот и Ева переглянулись; в глазах обеих было сострадание и ощущение собственной беспомощно­сти. Но тут между ними протиснулась Пибоди и присела на корточки.

– Привет, дружок!

– Пойдем на качели, мама! – жалобно всхлипывал мальчик, и по его пухлым щечкам текли огромные слезы.

– А и вправду, лейтенант, может, мы с парнишкой по­ка погуляем на улице?