Накануне 22 июня. Был ли готов Советский Союз к войне? - [74]

Корни стратегии танковой войны лежат в Первой мировой войне, когда на поле боя наряду с авиацией (и, конечно, артиллерией) впервые появились танки и сразу проявились их уникальные боевые возможности. Благодаря талантливой организации боевых действий со стороны немецких военных начальников, учитывающей реальные условия боевого применения и особенности оперативной обстановки, стратегия танковой войны прекрасно себя оправдала в «ухоженной» Западной Европе на относительно небольших территориях при оккупации Германией Польши и Франции в 1939–1940 годах. Забегая далеко вперед, приходится признать оперативную грамотность Гудерина и его способность стратегического предвидения. Через несколько десятков лет эту тактику буквально так, как она была изложена в 30-х годах (прошлого столетия), блестяще и с ошеломляющим успехом применил Израиль в 1967 году в ходе так называемой шестидневной войны с Египтом на Синайском полуострове. При этом Египет, как наверняка догадается читатель, имел значительное численное преимущество перед Израилем и располагал лучшей боевой техникой советского производства[191], но тем не менее потерпел сокрушительное поражение.

Однако, как известно, самые «красивые» стратегические планы остаются лишь бумагой, если их реализация не подкреплена материально-техническим обеспечением (далее МТО), в первую очередь боеприпасами, горюче-смазочными материалами и продовольствием. И это требование наиболее актуально для танковой войны в связи с высокими темпами продвижения ударных группировок и существенным усложнением решения задач МТО, что обусловлено растягиванием линий снабжения, не говоря уже об условиях местности. И в этом случае, как, впрочем, и во всех других, количественные характеристики танковой войны могли достигаться только в пределах некоторого круга качественных условий. Диалектический подход неизбежно наталкивал на мысль, что в целом правильная идея молниеносной войны может разбиться вдребезги о «мелкие, но острые камешки» некоторых уникальных геополитических факторов, отличных от тех, которые характерны для Западной Европы.

Философское противоречие между быстрыми темпами продвижения ударных группировок и отставанием служб МТО начало проявляться уже в ходе вторжения Германии во Францию. Достаточно вспомнить, что из-за нехватки боеприпасов и топлива для наступающей бронетанковой техники Роммель в ходе своего рейда при «прощупывании» обороны противника вынужден был остановить свою 7-ю танковую дивизию в 50 километрах за линией фронта — дистанция малосущественная для бескрайних просторов СССР. Да и Израиль столь блистательной победы над Египтом в июне 1967 года добился на территории, которая по площади не сравнима даже с зоной ответственности советских приграничных военных округов на границе с Германией. Фактически на Синайском полуострове не могло быть и речи о стратегической глубине обороны, так как она составляла не более 150 километров. Поэтому главные оперативные задачи в той шестидневной войне были решены израильскими танковыми группировками уже в первый день операции.

Таким образом, исходя из соотношения между глубиной обороны и возможностями по продвижению ударных танковых группировок, следовало ожидать, что фактор тактической внезапности нападения Германии на СССР при увеличении глубины фронта и растягивании линий снабжения на многие сотни километров[192] начнет постепенно «угасать» и на первый план выступят стратегические преимущества обороняющейся стороны. И действительно, в ходе вторжения Германии в Советский Союз по мере расширения линии фронта и увеличения его глубины, а также усложнения территории и ухудшения климатических условий ситуация начала качественно меняться. Так, для обеспечения действий 2-й танковой армии[193] Хайнца Гудериана по мере ее продвижения к Туле в сентябре — ноябре 1941 года немцам пришлось пойти на крайние меры, и топливо для танков они сбрасывали в бочках с транспортных самолетов, так как задачу снабжения ударных танковых группировок не удавалось решить успешно с помощью автоколонн. Достаточно почитать мемуары немецких танковых мастеров и командиров, которые знали ситуацию не понаслышке, чтобы увидеть, что по мере удаления от 22 июня 1941 года в их описаниях исчезают термины, характерные для молниеносной войны в целом и танковой в частности.

Весьма примечательна в этом плане оценка хода наступления второго дня (а не второго месяца), которую дает командующий 3-й танковой группы Герман Гот в своей знаменитой монографии «Танковые операции» [24]:

«После огромного успеха, достигнутого в первый день наступления, события второго дня не оправдали ожиданий. Причина — не действия противника и не ошибки наших войск и командования, а трудности, связанные с условиями местности. Моторизованным соединениям предстояло в этот день продвигаться по холмистой песчаной местности, покрытой густым девственным лесом, по местности, где, пожалуй, еще не появлялась автомашина. Все обозначенные на карте шоссе, ведущие с запада на восток, оказались полевыми дорогами. Движение по ним (особенно автомашин французского производства) было почти невозможно. Машины, проходя по глубокому песку или преодолевая крутые подъемы, все время застревали и останавливали всю следующую за ними колонну, так как возможность объезда на лесных дорогах полностью исключалась. Колонны становились длиннее, продвижение медленнее. Даже слабое сопротивление противника, оказываемое головным подразделениям, вынуждало всю колонну останавливаться на длительное время, ибо о развертывании и думать было нечего».