Наивный человек среднего возраста - [61]

А если меня заставят уйти в отставку… Ну, если я уйду в отставку, то пошлю ко всем чертям эту дочку лавочника. В конце концов, на этом свете столько мерзавок, что со всеми не расквитаешься. В любом случае не соглашусь, чтобы меня понизили до архивариуса в филиале нашей организации где-то в провинции. Удалюсь в какой-нибудь тихий городок, вроде того, где я жил, но только не в мой, там на каждом шагу меня будут подстерегать грустные воспоминания, и моя мать станет постоянно выпрашивать у меня деньги. Укроюсь в каком-нибудь городке, куплю себе домик с садом, если понадобится, буду ходить по воскресеньям в церковь. Зато буду окружён славой человека из секретных служб, и люди будут снимать шляпу при встрече со мной и немного побаиваться меня. А это самый верный, если не единственный признак настоящего уважения. Наполеон, может, и выглядел маленьким в ночной рубашке у постели Жозефины, но в пороховом дыму при Аустерлице он совсем не казался таким!..

* * *

Поезд прибывает в обед. Андрей ждёт нас на площади в машине, и я первым делом отвожу Мэри в её девичью светлицу — квартиру, расположенную в мансарде посольства. Она в полной апатии, просто в полусонном состоянии, поскольку я приглушил её нервозность очередной дозой морфия. Приказываю боксёру на пенсии отвести секретаршу в её комнату, а сам иду к Бенету. Его нет на месте. Однако я не расположен сейчас отчитываться перед послом или болтать с душкой Адамсом и решаю съездить домой, принять ванну и отдохнуть.

Смыв усталость, выхожу на балкон, чтобы дать возможность глазам отдохнуть на зелени огромного парка. В этом городе дышится гораздо легче, чем в знойном Стамбуле.

И всё же это только видимость. Даже на ставшем уже привычным таком мирном маршруте от посольства до моего дома я чувствовал, что кто-то едет за нами. Может, это совпадение, но чёрная «волга» сопроводила меня до самого подъезда. Обычная протокольная вежливость, из-за которой я тем не менее побоялся хотя бы перемолвиться с Андреем парой слов на интересующую меня тему.

А может, этим соблюдением протокола я обязан как раз Андрею. Он, конечно, не знает ничего серьёзного, но того, что он знает и о чём может разболтать, вполне достаточно, чтобы отложить на неопределённое время операцию — скорее всего, до второго пришествия. Но если Андрей позволил себе вести двойную игру, то Бенету об этом, безусловно, известно. Может, у Бенета и нет воображения, но в своём деле он настоящий специалист.

Внизу на шоссе стоят два милиционера в коричневато-зелёной форме. Они просто сотрудники ГАИ, но холодок всё равно пробегает по моей спине. Нет, в Стамбуле, несмотря на жару, дышится легче.

Я возвращаюсь в посольство в пять часов. Прошу позвать ко мне Бенета и вхожу в свой большой мрачный кабинет. Мой помощник тут же является по первому зову и после обязательного рукопожатия замечает:

— Надеюсь, вы довольны поездкой…

— В общем — да… Операция была болезненной, но необходимой.

Я отодвигаю ящик и вместе с сигаретами достаю магнитофончик, чтобы вспомнить мелодию простенькой детской песенки.

— Вы пожертвовали обоими валетами? — спрашивает Бенет, мысли которого крутятся, очевидно, только вокруг карт.

— Пришлось…

— Хотя Господь сказал: «Не убий!».

— Господу было легко, — отвечаю я. — Сильный может позволить себе роскошь не убивать. Мы, однако, не настолько сильны.

Я бросаю взгляд на обшарпанную стену, словно для того, чтобы убедиться, что она всё ещё на месте.

— А что у вас новенького?

— Не знаю, ново ли это для вас, но я только что застал Мэри за странным занятием — она колола себе морфий!

— Да-а, — произношу я печально. — Она окончательно вышла из строя.

— Начинают с алкоголя, а кончают наркотиками, — назидательно добавляет Бенет, для которого, видимо, покер олицетворяет душевное здоровье.

— Наша профессия не для каждого, Бенет. Она не для слабых. Примите меры, чтобы немедленно отослать Мэри домой. Так что же у вас нового?

— Важная новость: вчера Боян впервые переночевал у дочери того…

— Т-сс! — прикладываю я палец к губам. — Тише, Бенет, не спугните птицу счастья!

Я откидываюсь на спинку стула и снова устремляю взгляд на стену.

— У меня такое впечатление, что стена перед нами трескается и мы вот-вот заглянем в святая святых врага, — произношу я почти мечтательно. — И потом любовь двух юных существ… это так мило… — И растроганный новостью и нежной мелодией детской песенки, я смущённо добавляю: — Знаете, Бенет, я и в самом деле ужасно сентиментальный и наивный человек…