Нагуализм - [4]

После многочисленных войн и восстаний индейцы смирились. Они быстро запомнили имена главных персонажей христианского сказания, повторяющиеся обороты из речей священников, но не отказались от собственных учений, от «веры предков». Сначала они маскировались, постоянно повторяя имена христианских святых и обращаясь к Святой Троице, но через одно-два столетия в голове простого индейца образовалась специфическая путаница. Причем эта путаница на самом деле почти не имела никакого отношения к настоящему христианству. На это указывает наш автор, да и многие американисты 20 века. Индейцы просто расширили свой и без того богатый пандемониум.

В докладе Бринтона приведена молитва а-ки прорицателя киче — выразительный пример того, как американские индейцы ассимилировали христианство, сохраняя при этом дух собственной веры. Здесь можно найти обращение к Богородице (Матери Святой Марии), к святому архангелу Михаилу и к множеству христианских святых: Себастьяну. Николаю, Бонавенгуре, Андрею, Варфоломею, Петру и Павлу и т. д. Даже ее заключительная фраза — это искаженная концовка христианской молитвы или литургической службы:

«Бог с тобой; Бог-Отец, Бог-Сын, Бог — Святой Дух. Аминь, Иисус».

При этом возникает невольное впечатление, что а-ки не понимает смысла христианских формул либо понимает их по-своему. С другой стороны, а-ки не может отказаться от упоминания собственных богов и «святых душ» — покойных жрецов местного культа. Привлекает внимание фраза:

«И ты, Холод, и ты, высокочтимый Ветер, ты, Бог равнины, ты, Бог Киак-Басулуп, ты, Бог Ретал-Улеу, ты, властитель Сан-Грегорио, ты, владыка Чии-Маса…»

Нагуализм, таким образом, скрывается под толщей искажений, состоящей из двух слоев: (1) месоамериканская мифология и комплекс религиозных идей, образующих показательное разнообразие местных (племенных) культов; (2) «индеанизированное» христианство — переосмысленный и понятый по-своему католицизм, фрагментарный, превращенный в легенду, почти утративший изначальный духовный смысл и исходную метафизику. Можно даже сказать, что это — всего лишь совокупность неких чужеземных героев, которые когда-то прославились в совершенно ином мире и теперь превратились в «духов предков», могущественных призраков, подобных многим индейским идолам.

Еще один фактор создает при исследовании нагуализма многочисленные и разнообразные затруднения, а именно — личные интерпретации нагуалистских идей шаманами той или иной местности, порой ошибочные; либо племенные вариации культа на этническом пространстве месоамериканского поля. В ряде случаев такие ошибочные интерпретации вызваны причиной, о которой сказано выше, — смешением нагуализма с другими религиозными культами, распространенными в этой части американского континента. Недаром Д. Бринтон прямо указывает на странное явление:

«Я довольно подробно остановился на ритуалах и суевериях, связанных с календарем, потому что все они являются важными элементами нагуализма, продолжающего существовать в христианские времена благодаря жрецам этого тайного культа, о чем хорошо осведомлено католическое духовенство. Всюду, где использовался этот календарь, распространялось франкмасонство нагуализма и нагуалистский ритуал».

Ибо основные идеи нагуализма в чистом виде не имеют никакого отношения к священным календарям и, тем более, к астрологии и нумерологии.

Нет ничего удивительного в том, что шаман-нагуалист использовал в своей практике не только нагуалистские обряды и техники, но добавлял к ним элементы тех религиозных культов, в духе которых он был воспитан. А воспитан он был в духе священного трепета перед древними календарями, астрологией и нумерологией, на основе которых строили жизнь его предки.

Кроме того, не особо просвещенные шаманы-нагуалисты нередко ошибались, истолковывая фундаментальные понятия своего учения. Более всего это касается самых значительных нагуалистских терминов — тональ и нагуаль. Историк Эррера, которого цитирует Бринтон, сообщает:

«Дьявол обманывает этих туземцев, по обыкновению своему, являясь им в облике льва, тигра, койота, ящерицы, змеи, птицы или другого животного. Этих призраков они и называют «Нагуалями» (Naguales), это равносильно тому, что сказать: защитники или союзники…»

Прямо противоположное пишет мексиканский автор Иглесиас, на которого также ссылается Бринтон:

«Каждому человеку в момент рождения дано два духа — добрый и злой. Цель первого — благополучие этого человека, цель второго — нанесение ему вреда. Добрый дух известен на языке нагуа как тонале (tonale)…»

Если информаторы ничего не исказили, в данном случае можно говорить о непонимании подлинного значения древних (очевидно, нагуаских) слов тональ и нагуаль. Ибо функция нагуаля как такового вовсе не заключается в причинении вреда, зла или нанесении ущерба, равно как функция тоналя имеет весьма отдаленное отношение к защищенности личности. По крайней мере, называть тональ добрым духом — несомненное преувеличение.

В данном контексте мы можем говорить о тонале как о весьма специфическом «защитнике». Он защищает нас от неведомого. Недаром в языке нагуа слово