Нагорная проповедь - [34]

Глава вторая Новая нравственность

Иисус, дав единое для всех правило, сразу относит его к личной сфере нравственной жизни:

Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное.

Этим Он вовсе не хочет сказать, что Его ученики должны непременно превзойти фарисеев и книжников. Здесь речь идет о некой более совершенной нравственности, нежели та, что была известна официальным представителям религии и ревнителям морали, о том, что они должны превзойти идеал, который считался до сих пор высшим. Иначе они не будут сопричастны Царству Божьему. И тут надо обратиться к нравственности изначальной, первобытной.

Нравственность фарисеев и книжников служила для обуздания и культивирования варварской человеческой натуры, нравственность же Царства Божьего есть свободное нравственное бытие новой твари. О достижении этого по сути и говорят Заповеди, и где это получается, там исполняется закон и пророки, там и есть Царство Божье.

Итак, если бы личное «дело» Иисуса, заключалось, как нас учат, в совершенном, приносящем удовлетворение подчинении иудейскому нравственному закону, то Он не вошел бы в Царство Божие, ибо тогда только поднял бы нравственность ветхозаветного человека на небывалую высоту, а не исполнил ее. Но Он явил Собой абсолютную правду человека в ее незапятнанной славе и потому стал основанием и краеугольным камнем нового человечества.

Итак, если мы всего лишь хотим превзойти самых усердных, высоконравственных, благочестивых и благородных современников, то, даже достигнув величайшего совершенства, все равно будем жить так же, как ветхозаветные люди, не продвинувшись в становлении человека ни на шаг. Наша нравственность должна быть изначальной, но она не возникнет в результате упорной работы над собой, мы должны позволить ей родиться в нас самих по мере нашего обновления. Она должна быть здоровым плодом внутреннего преображения и в то же время доказательством того, что в нас возобладало изначальное естество. Вот в чем различие между нравственными состояниями инертных и Ищущих, которые идут путем становления. И неважно, насколько застыли в своем развитии инертные и преуспели в становлении Ищущие.

Весь следующий раздел (Мф 5:20–48) посвящен именно этой новой нравственности, а не новому закону. Иисус показывает нам, что означает для Него в данном случае исполнение закона, исполнение в соответствии с тем общим правилом и не сводящимся, скажем, к безупречному исполнению Заповедей. Трактующий это лишь как их углубление, осознание, одухотворение, демонстрирует собственное непонимание Иисуса. Тогда выходит, что Он реформировал бы закон, а не исполнил, сделал его более претенциозным, а не излишним. Тогда получается, что Иисус превзошел идеал фарисеев и книжников, возможно, чрезмерно прославив его, но так и не открыл нам его новой сути, перед которой этот идеал, сколь ослепительным бы он ни был, просто меркнет.

А посему следующие пояснения Иисуса назвать новыми заповедями нельзя. Такую непривычную нравственность никому насильно не привьешь и ее необычные плоды не навяжешь. Наше бытие не в нашей воле, и подобная нравственность в силу своих особенностей просто смеется над нашими попытками переделать себя. Ее можно только разъяснить, указывая пути ее становления. Это Иисус и делал, оставив нам Заповеди блаженства, притчу о соли и свече, общее для всех правило, а мы шаг за шагом следовали за Ним. Теперь Он приоткрывает завесу и позволяет нам заглянуть в неведомую страну, принадлежащую единому Богу. Он не возлагает на Ищущих никаких новых обязательств, а просто показывает, что открывает им начавшееся в них доселе неведомое становление.

А посему сказанное далее обращено не ко всем, в противном случае Его слова иначе как «непомерными требованиями» и «экзальтациями» не назовешь. Они адресованы только Ищущим, уже отправившимся в путь. В предложении «А я говорю вам» Иисус делает акцент не на втором слове, не противопоставляя себя древним пророкам, а, в отличие от них, скорее на последнем – «вам». И следует понимать, что здесь и далее имеются в виду те, кого Он характеризует все полнее, провозглашая одну за другой Заповеди блаженства.

Именно им Он разъясняет их способности и полномочия, и такое разъяснение – послание не менее радостное и восхитительное, чем сами Заповеди. Перед ними раскрывается великолепие и неисчерпаемость их сил. Не исключено, что это пока лишь только их задатки, доверенный им талант, который надлежит приумножить. Но по мере становления в них изначального естества эти задатки получат невиданное развитие, а силы возрастут по мере их переживания в себе и реализации в повседневной жизни. Новые возможности возникают исключительно из нового бытия, о котором здесь и идет речь, именно из него, и причем самым непосредственным образом.

А коли это так, значит, далее говорится вовсе не о десяти заповедях, а о различных сторонах новой нравственности, которую надлежит открыть людям, причем их суть, а не содержание, ответить на вопрос «как», а не «что». Иисус хотел разъяснить то существенное различие между старой и новой праведностью, которое одному тому же нравственному поступку в новой трактовке придает другой характер, нежели в старой. Десять заповедей Он провозглашает для наглядности, зная, что все это хорошо известно Его слушателям, то есть облекает новое, которое доносит до слушателей, в привычную и понятную им форму. Но это не более чем примеры, акцент же делается на том, что они должны сделать наглядным, на каждой отдельной особенности новой нравственности, о которой Он в данный момент говорит. Мы лишили бы себя всей широты открывающейся перед нами перспективы, если бы постоянно задерживались на том или ином примере, вместо того чтобы в зажигаемом Им свете обозревать всю сферу нравственного поведения.