Наглядные пособия - [5]

Как говорится, Иисус прослезился.

— У вас есть Национальный совет по вопросам кино[9] — они такие замечательные документальные фильмы снимают.

Я уже собираюсь спросить ее, видела ли она доку-менташку про слепого эскимосского резчика по мыльному камню, «Холодные руки, горячее сердце» называется, но за ней разве угонишься?

— Как мне жаль, что в Америке нет ничего похожего!

— А уж мне-то как жаль, Бонни. Вы, я вижу, интересуетесь кинематографией?

— Так я же здесь именно поэтому. Я приехала снять серию документальных фильмов о японских ремеслах.

— Да что вы говорите.

— Первые три уже закончены — лакированные изделия, изготовление вееров, окраска тканей. Но не успели мы дойти до традиционных упаковок, как грант иссяк, и мы теперь пытаемся найти альтернативные источники финансирования.

— Какая жалость.

— О, на самом деле я даже и не огорчаюсь ничуть. Я в Японию просто влюблена, а вы? — Прицельно смотрит на мой бокал. Что, здесь так принято — мне полагается поставить выпивку старожилу, не наоборот?

— Любовь — не совсем то слово, что первым приходит на ум. — Я тянусь к хрустикам из морских водорослей, что поставил передо мною Флосси.

— Тяжко вам приходится? — Бонни наклоняется совсем близко, глаза с поволокой.

— Да нет, в общем-то.

— А с японским у вас как?

— По нулям.

Она запускает руку в лоскутный ридикюль.

— У меня тут где-то завалялась мейши замечательной сенсэй по языку.

— Говорите как белый человек, милочка.

Она извлекает из бумажника стянутую резинкой пачку визиток.

— Ну, визитная карточка одной изумительной преподавательницы японского.

Я гляжу прямо в ее выразительные глаза.

— Не интересуюсь.

— У нее учиться так весело, особенно если один на один. А еще она дополнительно преподает каллиграфию и раз в месяц, в выходные, приглашает особо отличившихся студентов на чайную церемонию.

— Я вообще не хочу учить японский. Бонни резко выпрямляется.

— Не хотите?

— Смотрите сюда, Бонни. — Я машу Флосси, указываю на мой бокал, улыбаюсь, затем указываю на Бонни. — Видите, как все просто?

Бонни втолковывает что-то Флосси по-японски, тот коротко отбрехивается, она тараторит еще несколько минут, бурно жестикулируя, в голос ее закрадываются угодливые нотки. Флосси обрывает поток ее излияний коротким кивком и гортанным восклицанием, что в странах Средиземноморья предвосхищает отхаркивание.

Не прошло и десяти секунд, как мой джин-тоник уже на стойке. Слим, Флосси и Мел совещаются в дальнем углу: с напитком для Бонни, похоже, возникли проблемы.

— Но как же вы обойдетесь, не уча японского? — Бонни вновь закапывается в ридикюль и извлекает на свет пачку гвоздичных сигарет непальского производства.

— Будьте добры, не курите. — Для вящей убедительности кладу руку на ее пухлое запястье.

— О, но это вовсе не табак…

— Будь это табак, я бы стрельнула у вас сигаретку. А от запаха тлеющей гвоздики меня тошнит.

— В самом деле?

Залпом осушаю свой дж-т наполовину.

— Еще воспитываясь в Канаде, я учила языки: английский — в Альберте, французский — когда перебралась в Монреаль поступать в университет. В Вене, во время годичной стажировки, выучила немецкий. Так что видите, Бонни, я учила языки всех мест, где когда-либо жила, и знаете что?

Расстроенная Бонни пытается привлечь внимание Слима, который вдруг решил, что самое время заново аккуратно сложить все скатерти.

— Что?

— Сама я, хоть убей, никого не понимала, и никто так ни черта и не понял насчет меня. Так что, еще летя в самолете, я решила, что в Японии начну все сначала.

Бонни щелкает пальцами, глядя на Флосси, тот щелкает пальцами в ответ. Мел замечает, что происходит — нет, он отнюдь не всегда слеп и глух! — и отвешивает Флосси смачный шлепок; тот, всхлипывая, бежит на кухню.

— Но если вы здесь хоть сколько-то пробудете, все равно основ поднахватаетесь.

— Всеми силами постараюсь этого избежать. Бонни смеется пронзительным, металлическим смехом.

— А вы большой оригинал, Луиза.

Мел наклоняется к ней с огромной дымящейся кружкой какого-то напитка. Запах — прямо как от сгнившей на корню люцерны.

Бонни склоняет голову набок: косит под чью-то ненаглядную сорокалетнюю девочку.

— Аригато[10], Мел.

— Это еще что такое? — Я локтем подталкиваю кружку ближе к Бонни.

Она пододвигает кружку обратно — прямо мне под нос.

— Изумительный местный чай: его здесь из прошлогоднего риса готовят. Вы только понюхайте.

— Спасибо, я уже.

— А где вы остановились?

— В гостинице «Милый котик», рядом с «Серебряным павильоном».

— Гинкаку? Какая вы счастливица, это один из моих любимых храмов. Не правда ли, чудо что такое? Такая суровая простота…

— Вообще-то я в Киото за китчевкой приехала. Сады, где песок граблями выравнивают… Хотите, скажу вам одну вещь.

Бонии сдвигается на самый краешек табуретки, рисовый пар клубами окутывает ее розовые щеки..

— Это все на туристов рассчитано. Здесь — культура скупости, не эстетики. Суровая простота должна окупаться.

— Район вокруг Гинкаку очень мил, — роняет она, отсмеявшись. — Хотя довольно дорогой. У вас комната с ванной или просто комната?

— Комната с ванной, плюс завтрак в кафешке «Тигра и Винни-Пух» по соседству.

— И во сколько вам это обходится? Я называю цифру.