Наглое игнорирование - [196]

Подошел глухой танкист с початым ящиком гранат и висящем на плече благодаря усовершенствованию – веревочке, фаустпатроном. Громогласно доложился старшему в группе, что прибыл для посмотреть на этот завязший бронетранспортер. Берестов кивнул, почему-то с неудовольствием оглядел Кутина, который нашел время – показывал с удивлением, что зацепило его в руку, а он и не заметил, думал ладонь ободрал о черепицу, потому и кровища, а это осколок вроде. Волкову стало неудобно за земляка, который хоть и геройский герой по результатам боя, а тут разболтался, как баба, трындит без умолку. Но осекать не стал, глядел на Берестова, которому видать трепотня наводчика тоже не нравилась, вон как морщится, но раз начальник замечание не делает, то негоже соваться – некрасиво получится.

И огорчился, заметив, что сейчас на него бывший комвзвода смотрит тем самым взглядом "добровольцем не будешь, но пойдешь?"

Нож острый было соглашаться, но кивнул незаметно. И чертов капитан приказал идти к БТР втроем с танкистом, остальным в случае, если немцы живы, прикрыть огнем из Куклы. Свежезамотанный бинтом наводчик наконец-то заткнулся, стал опять нормальным послал бойцов за гранатами, остальные переставили пушечку.

К бронетранспортеру подбирались осторожно, не рискуя. Стальной гроб уже успел закопаться в землю, сел на днище и забитые грунтом черные гусеницы вертелись бойко и свободно, не встречая уже в выкопанных ими канавах никакого сопротивления. Волков издалека швырнул в кузов гранату. Попал конечно, бахнуло. И ничего не изменилось. Рычал мотор, вертелись гусеницы.

Танкист осторожно подошел сзади, скрежетнул ручкой, дверца десантная широко и внезапно сильно распахнулась, глухой отскочил, вскидывая автомат, но тут же успокоился – труп, давивший изнутри на дверку выпал наружу, свесившись из стального чрева. Небрезгливый танкист выдернул изодранного и залитого черной кровью мертвяка вон, глянул осторожно внутрь, подсвечивая фонариком.

— Мясокомбинат! — выразил увиденное. Кряхтя и оскальзываясь влез внутрь. Волков слышал чавкающие шаги, словно его приятель там по болоту шел. И стало тихо, гусеницы замерли. Прочавкало обратно, глухой тяжело спрыгнул на землю, обтер об нее ладони.

— Водителю спину вырвало и замяло остатки в педали, вот он и газовал. Видал такое раньше.

— Фто там? — уточнил Берестов.

— Фарш. Было с десяток немцев, но сколько не скажу – слоем лежат.

Неугомонный капитан приказал снять пулемет. Танкист было сунулся в кузов, но потом передумал и забрался спереди – по капоту. Залязгал металлом, меньше чем через минуту слез обратно – уже с МГ в руках. Остро воняло в воздухе кровищей с дерьмом и потому прочь от утихшего БТР пошли быстро. Повел всех троих капитан к танку, где кто-то громко и протяжно орал без перерывов.

— Попал Кутин оба раза, просадил бортовину и водителя убил, — сказал танкист.

Остальные промолчали. Берестов о чем-то своем думал, а Волков пер теперь фауст и ящик с гранатами, думая о том, что нафиг ему этот поход не сдался, а идти пришлось. К танку подползли вдвоем с Берестовым, танкист страховал.

Немец вопил совершенно нестерпимо. Как и думал толковый старшина – так орать можно только от лютой боли, но когда глотка и легкие целы. Немец-офицер, валялся рядом с гусеницей и орал, одна нога нелепо, словно у сломанной куклы, лежала на земле, другая зацепилась за край трака и тоже выглядела крайне неестественно. Волков сам себе удовлетворенно кивнул – раздроблен таз у этого эсэсовца, правильно предположил. Берестов нахально зажег фонарик, правда, поставив светофильтр все же. Танк вблизи производил еще более тягостное впечатление, короб из толстенной стали, созданный самыми умными людьми для уничтожения других людей, подавлял своими габаритами и несокрушимостью. Рядом с этим чудищем особо остро чувствовалась беззащитность хрупкого человеческого тела. Краска на броне была обожжена во многих местах, били по танку много и сильно, ан подошедший танкист, полазавший по гулкой стали, нашел всего две дыры – одна в башне, вторая – аккуратно напротив мехвода. В самой машине осталось двое танкистов – перебитый почти пополам наводчик и мехвод без головы. Это насторожило – может и не было больше других, но на всякий случай поглядели вокруг повнимательнее, под аккомпанемент воплей офицера у гусеницы.

И сильно удивились, найдя под танком трясущегося, невменяемого штатского. Вытянули его оттуда за шкирку, словно напакостившего кота, привели в чувство затрещинами. Сидел на земле и панически озирался. Оружия у него никакого не было.

— Тащ капитан, а с этим что делать? — спросил Волков у начштаба. Удивляло спокойствие Берестова, рисково он себя вел, мало ли что могло произойти, ночь же. И место незнакомое и мало ли кто лазиет тут. Пальнет сдуру – поди потом разбирайся!

Немецкий танкист что-то через силу выговорил. Требовательно, высокомерно.

— Что это он? — полюбопытствовал старшина.

Берестов иронично и спокойно изложил, что этот недобиток приказывает оказать ему помощь. Дескать, вы обязаны, вы же медики! Вот сейчас про клятву Гиппократа говорит. И о том, что он пленный и раненый. Мы обязаны соблюдать его права.