Наглое игнорирование - [170]

По словам раненого водилы если судить – не иначе в деревню приперлась пехота немецкая, была бы бронетехника – черта лысого бы ему дали удрать, догнали бы. Это немного успокаивало, очень не хотелось встречаться с панцерами. Фаустпатронов взяли на всякий случай, закатили «эрликон» в кузов третьей машины – и двинулись.

В последний момент боевая девчонка Маша присоединилась и, хотя Волков был против, о чем капитану доложил, но Берестов сказал что-то странное, вроде "Ладно, ей до знамени трое осталось", чего старшина не понял, но возражать было не по чину и девчушку забрали на второй грузовик. Скрепя сердце ехал старшина старшим передового грузовика, рядом вертел баранку насупившийся глухой танкист, на крыше кабины лязгнул сошниками немецкий пулемет, остальные два грузовика поотстали чуток.

Тошно было на душе, а когда увидели впереди серую массу – даванул шофер на тормоз и чертыхнулся непонимающе. Навстречу бодро топала колонна немцев, передний как-то кокетливо вертел в воздухе белой тряпочкой.

Станины на крыше кабины скрежетнули, пулеметчик видать взял фрицев на мушку, кто-то прыгнул из кузова, звякнул подковками об асфальт. Волков вылез из кабины, стараясь сделать это побыстрее, но без суеты. Немец поднял тряпочку повыше, покрутил со значением. Колонна встала. А ведь больше всего похожа тряпка то ли на рукав от нижней рубахи, то ли это штанина от кальсон – неожиданно подумал старшина, кося глазом и выбирая место, куда залечь, если до стрельбы дойдет. Конвоя у этих немцев видно не было, поди пойми – пленные или придуряются? Но и оружия не видать.

Мимо по обочине прошагал Берестов, двигался так, чтобы сектор обстрела не перекрывать. Встал шагах в десяти, каркнул картаво, но немцы его окрик поняли. Тот, что с рукавом, бойко подошел к капитану, козырнул и протянул клок бумаги, тараторя что-то почтительно и торопливо.

Начштаба с каменным лицом прочитал, отступил дальше на обочину и махнул рукой – пропустить!

Фрицы не стали ждать повторного приглашения – замаршировали как ни в чем ни бывало, по трое в ряд. Обвешаны какими-то мешками и одежей зимней, но оружия не видно. Берестов, закидывая свой автомат на спину подошел к Волкову и удивленно прокурлюкал, что в записке написано дивное и ранее не виданное – я, дескать, шофер Герасимов взял в плен этих 75 немцев, оружие у них отнял, идут в плен.

Вона как! Старшина пожал плечами, на войне он уже отвык удивляться. Поехали дальше.

Шофер глухой любопытно поглядывал и пришлось ему прошептать, старательно артикулируя – в чем дело. Заржал весело, и потом еще долго посмеивался.

Веселья добавила толпа попавшихся навстречу то ли поляков, то ли французов – явно не наши люди, идут табором, тащат гору барахла, навьюченного на велосипеды и тележки ручные и даже на детские коляски, так вроде по виду – чисто немецкие беженцы, европейцы точно, но вид довольный, идут гордо, зубы весело скалят, увидев грузовики радостно замахали руками, большеглазая оторва со странно красными губами послала кокетливый воздушный поцелуй, а субчик в женском беретике – в РККА такие как раз девушки по форме одежды носят, маханул забытым жестом "Рот фронт". Тьфу, срамота!

Глухому тоже это в голову пришло, бормотнул про себя как бы: "Шаромыжники!", плавно вошел в поворот – тут дорога сворачивала вправо, втягиваясь между какими-то кирпичными строениями без окон, склады, что ли?

А дальше произошло за секунду столько всего, что на полчаса бы хватило – танкист бывший матернулся, крутанул резко рулем, газанул мощно, что-то скрежетнуло под колесами, хлюпнуло влажно, Волкова сначала прижало от такого виража к дверце, а потом он чпокнулся лбом в стекло очень чувствительно, до звона в ушах, до искр из глаз, проморгавшись увидел, что грузовик рылом уперся в стену склада и совсем рядом за стеклом (уцелело, не разбил лбом-то) широко распахнутые голубые глаза и раззявленный рот, из которого течет потоком буро-красная жижа. Пацан совсем, размятый между капотом и стеной! И визг зайца-подранка слева. И почему-то у раздавленного пацана – пулемет поперек груди, на капоте лежит.

Глянул на танкиста – с чего это он так, а того след простыл, только дверца еще продолжает открываться по инерции, а водителя в кабине нет – и кто-то в кузове матерится фонтаном. Хлопнуло два раза, визг как ножом обрезало и парень у стенки смяк, голову уронил на грудь.

Старшина вылез из кабины, тряся стукнутой башкой, наткнулся на псковича – пулеметчика, маханувшего из кузова. Гомонят люди вокруг, головами вертят, навстобурченные, оружие к бою. Но стрельбы нет, поискал глазами пулеметчика – тот свою бандуру почему-то тряпкой оттирает, а замазано оружие кровищей сильно. Ничего не понятно. Пошел вокруг машины – столкнулся с водителем. У того откуда-то два фаустпатрона в руках и морда злющая. Велосипед мятый на асфальте, колесо восьмеркой, второй такой же – вообще под машиной. И еще один пацан зеленый валяется – нога вывернута неестественно (насобачившийся уже в медицине Волков тут же решил, что не иначе – перелом бедра. Травматический, совершенно точно!)

Глухой тем временем рявкнул, чтоб сзади машины не стояли, отъехал от стены, стоявший торчком мертвец сполз спиной по кирпичам, сел под стенкой в странной марионеточной неживой позе.