Наемники фортуны - [7]

– Еще можешь выжить, Разин, – произнес седой, в такт словам постукивая по крышке лэптопа указательным пальцем. – Мне нужен человек для эксперимента. Опасного. Шансы где–то тридцать на семьдесят, что жив и цел останешься. Если согласишься и если выживешь – тебя отпустят. Если откажешься – в расход. Выбирай. У тебя две минуты.

Он ждал, не опуская мобильный. Я открыл рот. Закрыл. Опять собрался задать вопрос – и промолчал. Как оно все неожиданно повернулось! Надо было спросить, что за эксперимент, как долго он продлится и где гарантии, что, если выживу, меня отпустят, а не поставят к стенке… но я и так знал ответы. Вернее, знал, что их не будет. Я пойму, что за эксперимент, только когда он начнется. А про гарантии седой ответит, что их нет. Только его слово… слово человека, даже имени которого я не знаю.

– Почему я? У вас мало «мяса» по тюрьмам и колониям?.. – Я замолчал, вспомнив, как вчера тюремный врач налысо обрил мне голову. Потом конвой притащил в камеру какую–то аппаратуру, пришел узколицый молодой парень в белом халате, явно не из местного персонала. Под халатом костюм, на ногах дорогие туфли, пахло от него хорошим одеколоном. Он нацепил какие–то датчики мне на голову и снял показания. Потом долго хмурился, рассматривая бумажную ленту с закорючками, выползшую из прибора, после чего побежал звонить куда–то.

Внимательно наблюдавший за мной седой кивнул.

– Вспомнил? У тебя необычная динамика изменения амплитуд биопотенциалов мозга. Найти такого человека нелегко.

– Но во мне ничего такого нет. Я никакой не экстрасенс, не телепат. Ничем от остальных людей не отличаюсь.

Он приподнял брови:

– Уверен? У человека с таким отклонением обычно лучше развита интуиция. Как у тебя с интуицией, Разин?

Я моргнул. Интуиция… Он что, про мои предчувствия говорит?

– А зачем вы вообще моего согласия спрашиваете? У смертника? Можете ведь сделать со мной что хотите…

– Мы не частная корпорация, Разин, перед тобой армейский генерал и старший научный сотрудник государственного учреждения сидят. Нам нужно твое согласие, подпись на документе.

– Хотите сказать, если я откажусь, не будет никакого эксперимента? – Я недоверчиво покачал головой.

– А ты не откажешься. Не идиот же ты.

Опять мучительно зачесалась скула. Я задрал плечо, кое–как потер ее. И сказал:

– Ладно, тогда одно условие. Чтоб руки за спиной мне больше не сковывали.

Седой кивнул; нажав на кнопку, поднес телефон к уху. Подождал немного и бросил:

– Мы выходим. Забирайте нас.

Глава 3

Не знаю, где находилась эта база. Меня сначала везли в фургоне для заключенных, потом посадили в самолет, а после мы с двумя хмурыми конвоирами долго ехали в микроавтобусе, окна которого были закрыты железными шторками.

Седой назвался доктором Губертом, но ни имени своего, ни отчества так и не сообщил. Передав меня конвоирам, он исчез и появился вновь уже только в лаборатории, куда мы попали через охранный тамбур с лазерной системой. Красная световая решетка опустилась с потолка к полу, ощупав наши тела, а после нас заставили раздеться и долго стоять под каким–то ионным душем (так его обозвал сухой голос, прошелестевший в невидимом динамике). Старую одежду я не получил, вместо нее в нише возле душевой кабинки лежали бежевый пластиковый комбинезон и легкие мокасины, тоже из пластика, но более жесткого.

Вскоре выяснилось, что здесь все ходят в такой униформе, только цвета разные – наверное, в зависимости от должности.

Пока те же конвоиры, уже в черных комбезах, с кобурами и дубинками на поясах, вели меня от шлюза в глубь лабораторного комплекса, я пытался разобраться, чем тут занимаются, но ничего толком не понял. Мы прошли несколько пустых помещений и два длинных коридора. В третьем стена справа оказалась прозрачной, за нею открывался зал со стеклянным куполом. Там мерцало изображение Земли в 3D. Вокруг планеты кружились маленькие красные смерчи–спирали, между ними то и дело протягивались тонкие линии, порой такая линия устремлялась к Земле, и тогда внизу вспыхивал красный световой круг, расходящийся по голубому шару планеты. Под голограммой стояли трое и оживленно жестикулировали, тыча вверх пальцами. Один держал дистанционку, нажимал на кнопки и крутил джойстик, отчего смерчи то вращались быстрее, то замедлялись. Когда мы уже почти прошли коридор, между всеми спиралями одновременно протянулись изогнутые и прямые линии, составившие объемную решеткукуб. Она опустилась на планету, накрыв ее. Мигнула. Мне показалось, что шар из голубого стал болотно–зеленым, а очертания континентов как–то уродливо, отталкивающе изменились. Я приостановился, чтобы посмотреть, но один из конвоиров молча толкнул меня в спину, и зал с куполом остался позади.

Мы прошли мимо дверей, на которых был изображен череп с костями, разминулись с двумя учеными, спорившими на ходу. До меня донеслось:

– Нет, онтологическая основа метасистемы одинакова для всех вариантов.

– Но различные исходные параметры могут привести к существенным изменениям конечных условий. Там может отличаться все, от базовых законов до каких–то мельчайших деталей…

Потом был еще один коридор со стеклянной стеной, за которой находилось помещение с круглым столом в центре. На нем, закрепленная на кронштейнах, на боку стояла металлическая полусфера с решеткой на выпуклой стороне и пультом на плоской. Сидящий на высоком табурете человек в белом комбезе и шлеме с прозрачным окошком нажимал на кнопки. Воздух перед решеткой дрожал – казалось, оттуда бьет едва видимый луч какой–то энергии, – а у стены из пластиковой кадушки с водой торчало нечто, что я поначалу принял за кусок светло–коричневого хозяйственного мыла размером с тумбочку. Эта штука, на которую и был направлен луч, мелко дрожала и плавилась, верхушка ее курилась желтоватым дымком, плыла, как лед на сильной жаре, крупные капли стекали в воду.