Наедине с собой, или Как докричаться до вас, потомки! - [5]

Край мой болен, он деградирует с катастрофической быстротой. Жаворонок с его плеча взлетел. Он в воздухе, ждет перемен, чтобы снова сесть на свое обетованное место. Помогите, люди. Край мой ждет лекаря, ждет своего жаворонка, улетевшего с его плеча…

… И все-таки, как быть? Как быть писателю, который не может молчать, но и не в силах что-нибудь изменить. Писателю, которому заказана дорога в Карабах. Писателю, которого со всеми его книгами спокойно перевешивает на чаше весов оборотень, лишенный всех человеческих качеств, но наделенный властью, длинной палкой, способной пресекать любое словопрение ударом по темени…

И все-таки мы ждем чуда, жаворонка на нашем плече, на земле Карабаха.

«Дружба народов». Неправда ли, какая замечательная расхожая фраза? Союз народов – как это здорово. Не случайно этот союз стал нашим гербом, нашим самым большим достоянием, величайшей силой советского общества. И мы знаем, какие трудные роды были у этой дружбы. Она рождалась в классовых битвах против самодержавия, в борьбе за победу Октября, крепла на стройках пятилеток, закалялась в огне Великой Отечественной войны.

Но мы умеем, наделены удивительной способностью, сохранив внешнюю оболочку, в корне изменить содержимое, суть.

Что остается от нашей дружбы, от всех её достижений если берешь в качестве примера Карабах, Баку, Кировабад, Нахичеван? Это только в одном Азербайджане. Ничего. Мыльный пузырь, посильнее дунь, и лопнет, разлетится тонюсенькая оболочка. Впрочем, здесь он, кажется, уже лопнул.

Обратимся к фактам. Из Азербайджана армяне бегут. Бегут не только армяне, но они составляют главный отряд в этом потоке беглецов. Бегут от пожара, разожженного новоявленными националистами, от ататюрков, не сбросивших еще с себя красноармейских коммунарок, – так удобнее обманывать легковерных судей. Это бегство людей от расправы над ними под сурдинку елейных разговоров о дружбе, братстве, интернационализме.

Мы удивляемся, как Ленин мог поверить в скоморошество Ататюрка, перекрасившего себя в революционера, в красного, и не удивляемся вере в Гейдара Алиева. Алиев тот же Ататюрк, еще не сбросивший с себя коммунарки.

Дружба народов. Мы постоянно говорим о том, чего нет, не существует на практике. Нынешний 75-ый год – год триумфального шествия азербайджанского национализма, азербайджанского пантюркизма. Такого разгула национализма, такого бегства армян из республики не было никогда раньше, даже при свирепом Багирове.

Л. И. Брежнев как-то в одной из речей говорит: «Мы были и остаемся непримиримыми к любым проявлениям национальной розни, шовинизма, национализма». Слова, слова! Я не раз лично обращался к Брежневу, указывая на вопиющие факты проявления национализма в Нагорном Карабахе – и полное молчание. Никакой непримиримости к проявлениям национализма за ним я не заметил. Всё тот же оптический обман. Внимание. К великому нашему достоянию – дружбе народов, подведён бикфордов шнур. Одним концом он зажжен. Остановите огонь, взорвёмся!

Я тянусь к этому шнуру, хочу сбить огонь, но меня бьют по руке. Что ты лезешь, несмышлёныш?

Говорят, нельзя вступить в войну, не имея шансов на победу. Не согласен. Нужно вступать в бой, если даже знаешь, что твоя смерть ничего не изменит.

И я ползу, ползу к этому опасному шнуру. Вперед, старина, и никаких шансов на победу.

Помнится, в двадцатые годы, при мусаватистах, когда вспыхивали армянские селения, подожжённые азербайджанцами, дядя садился на коня и направлялся в Новрузлу – азербайджанское село, где у него стоял винный завод. Он покупал там на корню виноград и давил. Я говорю об известном в Карабахе виноделе Арутюне Оганесяне, о котором не раз писал.

– Куда ты, Арутюн, неровен час, пристрелят в дороге!

На все эти предостережения он отвечал односложно:

– Меня азербайджанцы не тронут. Я никому из них не причинил зла.

И, хлестнув коня, ехал своей дорогой. Но думаю, что дядю не трогали не из-за того, что он не делал им зла. Никто из армян не делал им зла. Не в этом дело. Дядя тогда был очень нужен азербайджанцам. В то время азербайджанцы еще не производили вина, без дяди виноград пропал бы. И эта нужность дяди была его щитом.

Я собираюсь в Карабах. Можно ли мне сегодня совершить такую поездку, не опасаясь за жизнь? Моя нужность Карабаху не стала моим щитом.

Никак не могу постигнуть смысла спора. Речь идёт о месте Карабаха: где ему быть, в составе Азербайджана или Армении? Оставим в стороне вздорность предмета спора – такого вопроса не существует. Место Карабаха определено самой историей, его кровной связью с родной армянской землёй, с Арменией. Поговорим о сути спора. Почему-то те, кто считает, что место Карабаха в составе Азербайджана – интернационалисты, а другая сторона, придерживающаяся противоположного мнения, – националистическая. Где логика, намёк на логику, хотя бы капля здравого смысла? Нет его, этого здравого смысла, как нет его, впрочем, во всей нашей обыденной жизни. А спор продолжается. Как у тех средневековых схоластов, спорящих о том, сколько чертей можно поместить на головке булавки. Достойных учеников нашли бы они себе в лице схоластов из Нагорного Карабаха.