Наедине - [92]

— Более менее, — она трогает пальцами мою ладонь, легонько царапая кожу кончиками своих длинных ногтей. — Теперь, когда ты здесь, мне хотя бы не так страшно. Я думала, что умру от страха еще до того, как твой друг отыщет тебя в этом огромном здании.

— Это куда проще, чем кажется. На самом деле, мы все тут друг у друга на виду, — с облегчением понимаю, что она понемногу приходит в себя.

Ее затылок вновь соприкасается со стеной.

— Я совершенно не помню, как попала сюда, представляешь? Не знаю, как у меня вообще получилось уйти так далеко от дома. Я проснулась и поняла, что мое лицо… — ее дыхание начинает сбиваться, стоит ей подумать о случившемся. — Что он вновь… И это происходит снова, совсем как несколько лет назад, только теперь я уже не смогу найти в себе достаточно сил, чтобы вынести этот кошмар во второй раз. Я полностью опустошена. У меня снова нет права выбора. Лучше бы он просто меня убил, чем вот так…

— Как это случилось? — где, мать их, была охрана?!

Серафима покусывает нижнюю губу.

— Я заснула, а когда проснулась, то увидела, что дверь на балкон открыта, окна незашторены, а наволочка, мои руки, футболка — все заляпано кровью. И мне снился сон… Словом, еще до того, как подошла к зеркалу, я точно знала, что именно в нем увижу.

— Тебе все это приснилось? — замешкавшись, уточняю я, борясь с желанием немедленно набрать номер ее папаши и сходу высказать ему все, что думаю о параноидальных мерах его безопасности, не сработавших, когда какой-то псих ворвался в квартиру Серафимы и резал ей щеку острым ножом, пользуясь своей вседозволенностью, слабостью жертвы и тем, что постоять за нее было некому.

— Да. Нет… Думаю, я подсознательно ожидала чего-то подобного, и увидела во сне то, что происходило со мной на самом деле. Они все ошибались, когда говорили, что я несу полнейшую чушь, — и Фима, вздрогнув, принимается рассказывать мне о том, как тогда, в первый раз, пришла в себя неизвестно где, рядом с человеком, который похитил ее с места аварии, чтобы… провести экскурсию по своему дому, из которой она запомнила только странных кукол и угрожающее количество разноцветных воздушных шаров? Я бы хотел обрисовать для себя более детальную картину, но как раз в этом месте она замолкает, то ли не зная, что было дальше, то ли не желая говорить об этом вслух.

— Лицедей, — произносит Фима с сомнением, поднимая на меня беспомощный взгляд. — Думаю… Это был он. Человек с таким никнеймом добавился ко мне в друзья незадолго до выпускного, время от времени мы разговаривали с ним. Лицедей был для меня всего лишь безликим человеком из интернета, с которым можно было переброситься сообщениями, когда становится скучно или нечего делать. Но вскоре он начал меня напрягать, и я отправила его в черный список. Он обещал мне сюрприз на выпускной, но я не придала никакого значения его словам. Я вообще про него позабыла сразу же, как только закончилось наше общение. Мало ли психов? Но это был он.

Сказав так, Серафима смотрит на меня в поисках поддержки, но я не могу даже кивнуть, потому что не знаю, права она или нет. Ее слова трудно сортировать на предмет того, что из них может быть правдой, а что почти наверняка относится к слишком реальной выдумке. Это работа первоклассных психологов, неподвластная пониманию какого-то там тренера по боевому самбо, путь даже он тоже… первоклассный.

— Ты ведь рассказывала все это… следователям? — развеиваю вопросом давящую тишину.

— Наверняка. Я… Я не помню, что именно им тогда говорила. В моей крови обнаружили кучу всякой психотропной дряни, сильно воздействующей на сознание. Врачи советовали тем, кто вел дело, не слишком надеяться на правдивость моих слов. Тем более, после кучи тестов и анализов я все-таки загремела в клинику для реабилитации психов, что автоматически ставило под сомнение мой рассказ и делало меня ненадежным свидетелем.

Впервые за это время уголки ее губ едва приподнимаются в подобии улыбки. Тронув рукав моей белой рубашки, она обводит пальцем свежее красное пятно. До этой секунды я его даже не видел.

— Я понимаю, что ты не обязан со мной возиться, — говорит она, по-своему истолковав мое молчание. — Но я также знаю, что если тебя не будет рядом, если я останусь одна, Лицедей обязательно до меня доберется, замучает, доведет до сумасшествия, и…

— Не доберется, — качаю головой, осторожно стирая кровавые пятна вокруг ее свежей раны. — Я никому не позволю тебя тронуть. Сейчас мы поедем в больницу, а после к тебе, соберем твои вещи и отправимся в мою квартиру. Положись на меня, ладно? Ты больше не останешься в одиночестве ни на минуту.

Охранная свита ее папаши ни на что не годится — мне следовало понять это сразу же после углубленного знакомства с Юрой. Какого черта я вообще на них положился, если догадывался, что под их опекой Серафима в еще большей опасности, чем без нее? Проникся пылкой трепней ее влиятельного отца, решил, будто ему лучше знать, как обеспечить безопасность Фимы. А если бы остался торчать под ее окнами, то, может, смог бы вовремя заподозрить что-то не то и купировать произошедшее.

Я бы никого к ней не подпустил.