Надменный любовник - [4]

Алистэйр Маккалпин, шестой граф Глэншил, потомок одной из самых старых и уважаемых семей в Англии и Шотландии, помнил до мелочей тот день, когда он впервые решил своровать драгоценности. Это произошло в одну из ночей, очень похожих на сегодняшнюю; большинство его ночей были утомительно однообразны. В полном одиночестве он лежал, обнаженный, на огромной высокой кровати, которую только что разделял с ненасытной в страсти леди Хайгейт, и вдруг заметил жемчужное ожерелье, лежащее под ее туалетным столиком. Он решил взять его.

Он всегда хорошо разбирался в драгоценностях, разумеется, в лучших и красивейших из них. В детстве няня прозвала его «сорокой», после того как однажды его привлек блеск роскошных украшений в маминой шкатулке.

Но его мать умерла, когда ему было двенадцать, и драгоценности должны были перейти жене его старшего брата Джеймса. У младшего сына не было повода беспокоиться о фамильных драгоценностях, и он равнодушно отнесся к их судьбе.

Их никто не подарил жене Джеймса. У Джеймса никогда не было жены. За три коротких года он постоянной игрой в карты и пьянством полностью погубил себя, и, когда его похоронили, из имущества остались только дворянский титул, разрушенный дом в поместье Шотландии и пустая шкатулка из-под драгоценностей.

Эта шкатулка стала для Алистэйра неким символом того, что было безвозвратно утрачено. И когда он покинул унылые, сырые залы Глэншилского аббатства и уехал в этот чертов город, сгубивший брата, он взял с собой шкатулку, которая напоминала ему о бренности жизни… Словно ему необходимо было об этом напоминать.

Даже разглядывая ожерелье с высоты кровати, он узнал его. Оно принадлежало дочери графа Эджерстоуна, высокомерной женщине с лошадиным лицом и поджатыми губами. Когда он и Клариса Хайгейт вошли в эту темную спальню, Алистэйр сразу понял, что они не первые, кто использует ее для уединения, хотя он никогда не заподозрил бы, что мисс Эджерстоун может позволить себе подобные шалости иначе как на супружеском ложе.

Он лежал на кровати, ленивый и пресыщенный, и взвешивал свои возможности. Он мог взять ожерелье и преподнести его владелице, у всех на глазах, в присутствии старого деспота — ее отца и чопорного молодого лорда, который скорее всего отважился забраться к ней под юбку.

Или он мог просто положить его в карман. У него не было денег; он жил за счет своих щедрых друзей и своего пустого звания, но всему есть предел, и он уже понимал, что для осуществления некоторых потребностей он слишком стеснен в деньгах. Ожерелье могло помочь ему удовлетворить эти потребности, позволив вести жизнь более роскошную. А он был из тех, кто очень любил роскошную жизнь.

Одеваясь, он некоторое время раздумывал. Правильнее всего было бы незаметно и анонимно вернуть ожерелье мисс Эджерстоун. Но Алистэйру Маккалпину никогда не было интересно поступать правильно. К тому же ему гораздо больше были нужны деньги, чем ей.

С кривой улыбкой он еще раз взглянул на измятую постель. Клариса Хайгейт, как всегда, была очень страстной — удобная любовница, чей муж больше интересовался молоденькими мальчиками, чем своей привлекательной женой. Хотелось бы знать, что бы она подумала, если бы поняла, что до нее в ее постели побывала мисс Эджерстоун.

Зная Кларису, он представил себе, как это позабавило бы ее. Кларису, так же как и его, не слишком беспокоила мораль — это делало их прекрасной парой. Если бы она узнала о его неожиданном дебюте в качестве вора, она, запрокинув голову, засмеялась бы своим низким раскатистым смехом.

Но он не собирался ей об этом рассказывать. Еще юношей он научился не доверять женщинам, а Клариса, при всей ее прелестной распущенности, была способна безжалостно посвятить в тайну кого-нибудь из своих подруг. Она с легкостью отдала бы его на съедение волкам, если бы ей это было выгодно.

Ожерелье было тяжелым из-за веса изысканно обработанных бриллиантов и темных топазов. Топазы придавали лицу мисс Эджерстоун болезненно желтый оттенок — так что взять их себе было большой заслугой со стороны Алистэйра.

В танцевальной зале по-прежнему была настоящая давка, когда он появился там через некоторое время. Мисс Эджерстоун нигде не было видно, и, обнаружив, что ее отец и поклонник тоже исчезли, он подумал, что она ушла домой. Его почти не интересовало, кого обвинят в пропаже. Мисс Эджерстоун была не из тех, кого тревожит собственное легкомыслие, скорее всего она подумает на кого-нибудь из прислуги.

Алистэйр выпил бокал лучшего хозяйского вина и спросил у себя, не мучает ли его совесть. К счастью, этот порок не был ему свойствен.

— Ах вот вы где, Алистэйр! — Клариса незаметно подошла к нему. На ее щеках играл румянец, а лукавые глаза блестели. — Вы исчезли несколько часов назад, и я уже подумала, что вы уехали.

Он точно знал, что Клариса так не думала, поскольку исчез вместе с ней, но вежливо улыбнулся.

— Я почувствовал, что мне надо проветриться, леди Хайгейт, — пробормотал он и взял ее тонкую руку в свою. Еще вечером он заметил огромный бриллиант на ее руке, но тогда его больше занимало, что делает эта рука, чем то, какие на ней украшения.