Надежный человек - [58]

0н слегка подбросил ее на руках, думая, что девушка уснула, однако сразу же перехватил ее встревоженный взгляд.

 — Ты любишь меня, Дэнуц? — срывающимся голосом — точно в минуту первого свидания — спросила она.

Он осторожно положил ее на койку и пощупал лоб — сначала ладонью, потом губами, стараясь определить, нет ли у нее лихорадки.

 — Представь себе на минуту, — проговорил он, распрямляясь. — Да, да, представь, что я сделаю что‑то ужасное, страшное, невозможное… иными слова, сделаю все, что угодно, ради твоего освобождения…

 — Нет, нет, не хочу… Не желаю об этом слышать. Не смей, Дан, не смей!

 — Подожди, дорогая, я еще не кончил, — торопливо, чтоб все же убедить ее, преодолеть сопротивление, проговорил он. — Если на то пошло, этого требует от меня моя любовь! Она же послужит поводом для… И ты в конце концов будешь на свободе. Так вот: что подумают тогда твои товарищи? — Он внимательно посмотрел на девушку, пытаясь понять, как она примет эти слова, но Лилиана словно бы не слышала их… — Бедная ты моя, бедная, — еле слышно прошептал он, целуя ее исхудавшую, болезненно бледную шею.

. — Я слушаю, Дэнуц, говори, — тронутая ласками, прошептала она.

Б это время дверь камеры со стуком отворилась. Показался Кыржэ; ом застыл на пороге, задумчиво глядя на целующихся влюбленных.

 — Мне очень жаль, но вы должны удалиться, господин стажер. Время свидания истекло, начальство может сделать нам строгое внушение. Ведь дело пока только в стадии расследования.

Фурникэ повернул к нему лицо, просительно вытянув руку с широко растопыренными пальцами.

 — Пять минут? — догадался Михэеш. — Хорошо. Но я вижу, девушка так и не притронулась к еде?

 — Так вот, — снова заговорил Дан, едва за Кыржэ закрылась дверь, — очень может быть, что твои товарищи, узнав об аресте… — Он старался любыми средствами рассеять ее подозрительность. — В общем, из всей этой путаницы, в которой мы с тобой оказались, может быть только одно спасение.

 — Я знаю, о ком ты говоришь, — мечтательно прошептала Лилиана… — Только у него одного можно найти правду…

 — Дело приобрело такой характер, что прежде всего требуется оперативность. Не хотелось бы говорить, но нужно: я руки готов целовать эксперту, только чтоб не передал тебя гестапо, хотя оно и настоятельно этого требует. Но все до поры до времени — он тоже не может без конца рисковать. Тоже боится их. Если мы и в самом деле можем рассчитывать на срочное вмешательство… Поскольку я на свободе, то, возможно, стоило бы с ним встретиться… — Он стал целовать глаза девушки, согревая их теплом губ.

Она закрыла веки, поддаваясь сладкой, затуманивающей сознание дремоте.

 — …Он вернулся и стал выворачивать карманы, — перенесясь мыслями куда‑то далеко, зашептала она, не то стараясь припомнить что‑то, не то утешая себя. Губы Дана мягко, осторожно касались ее век. — Вывернул все карманы, но только и нашел в них что крохотную горбушку хлеба. Черного, правда, вкусного, очень вкусного — никогда в жизни не ела такого… Несколько медных монет, кусок брынзы…

 — О ком ты рассказываешь, девочка моя? — спросил Дан.

 — Соленой–соленой, нельзя было взять в рот, — продолжала она, по–прежнему не открывая глаз и не слыша его слов. — Как бы хорошо пошли к этой брынзе помидоры… А денег было совсем мало…

 — У кого, Лилишор? У кого не было денег? — Он сно–ва провел ладонью по ее лицу.

 — Их вообще не было, одна–две медных монеты… — Она открыла глаза, словно пробуждаясь после обморочного сна, однако все еще находясь под впечатлением своих видений.

 — У нас совсем не остается времени, — нетерпеливо проговорил Дан, — В любую минуту свидание будет прервано. Что с тобой, неужели лихорадит? Ты бредишь, Лилишор…

 — Это было на окраине города… — снова проговорила она, загораясь… — Вокруг — огороды, огороды… кукурузные поля… Насколько хватает глаз — грядки зеленого перца. И помидоров! Они‑то и пригодятся к этой соленой брынзе… Я бегу, набираю полный подол…

 — Но кто это был? Как он выглядел? — Потеряв терпение, Дан легонько встряхнул девушку за плечо. — Неужели начинается голодный бред? Как его хотя бы зовут? Почему ты не называешь имя?

 — Потом мы целый день ходили по полям. Только красный и зеленый цвет… Радуга! Красный и зеленый! — невнятно бормотала она, вздрагивая от возбуждения. — Купались в реке, ели помидоры и брынзу под старой вербой… Каким красивым он стал после того, как вышел из воды! Волосы откинуты назад, только на лбу несколько колец, будто после дождя!.. Показались звезды, — после долгой паузы проговорила она, слетка напрягая слух, словно пытаясь уловить неясный далекий звон. — Покой и полная тишина… Мы даже не знали, куда забрели, шли рядышком… и так хорошо было вдвоем, так хорошо…

Девушка умолкла, как будто у нее сдавило горло. Лицо потемнело, дыхание становилось все более и более тяжелым.

 — Зачем тебе нужно знать, как его зовут, кто он и где находится, зачем, милый мой Дан? — На глаза у нее навернулись слезы. — Почему это так интересует моего приятеля из «Полиции нравов», почему, скажи? Разве ты и в самом деле тот, за какого тебя принимают некоторые? — Она слепо отыскивала его руки, нашла их, однако тут же уронила, чтобы в следующее мгновение ухватить снова. — Дай мне ощутить твои руки… — Взяла его руки в свои, поднесла их к губам, однако и на этот раз безвольно уронила…