Надежный человек - [49]

Но не успел эксперт усесться, как кто‑то отодвинул бархатную портьеру у входа, и Тудораке с изумлением узнал во входившем того самого типа, который только что шел за ним. Большую неожиданность трудно было представить.

 — С чем пожаловал, Мындряцэ? — обернулся к нему Кыржэ. — По какому делу?

 — Прошу прощения! Виноват, виноват, — забормотал тот, отступая за портьеру. — Желаю приятно провести время.

 — Вы что‑то редко стали заводить к нам в последнее время, господин…

 — Можешь называть меня Михай! И никак иначе, слышишь? Я очень ценю тебя, потому что ты не похож на пресмыкающихся, вроде этого… Значит, договорились? Повтори же, как следует ко мне обращаться.

Тудораке выполнил приказание клиента.

 — Между прочим, я что‑то никак не могу понять, какой бес сегодня на меня напал — ни жрать не хочется, ни пить.

 — Могу посоветовать рюмочку цуйки, очень хорошо идет под маслины. Или же водки, прямо со льда? — стал предлагать Тудораке. — Найдется вино восьмилетией давности, как раз доставил один серьезный хозяин, мой хороший знакомый. Хранил со дня замужества дочери. Возможно, настроение выправится, тогда можно будет приступать к закуске. Закажем что‑нибудь по вкусу на гратаре. Согласны, господин… эксперт?

 — О чем мы только что говорили? — спокойно и в то же время жестко спросил Кыржэ. — Как ты думаешь: за каким чертом я хожу сюда? Отвечай, дурень! Нужна мне… ко всем дьяволам ваша жратва! Забыть о том, каким делом занимаюсь за этими стенами! Дошло?

 — Целиком и полностью! — выкрикнул Тудораке, принявшись с подчеркнутым воодушевлением перечислять: — Имеется барашек на вертеле, мититей, говяжья вырезка, куриная печенка! — Затем наклонился и зашептал на ухо: — В особенности рекомендую жаркое из бараньих яиц, господин Михэеш…

 — Сейчас ты мне нравишься, уродина! — более мягко проговорил клиент. — Сейчас — нравишься, дошло?

 — …свежих–свежих, доставленных из бойни какой‑то час назад! — бесстрашно договорил кельнер.

 — Ты превратишь меня в беременную бабу, будь оно неладно, такое дело! Не дает подумать о фигуре, обезьяна? Черт с тобой, подавай что хочешь! Сначала неси рюмку водки.

Тудораке стрелой побежал за выпивкой, а вскоре принес и новую порцию. На столе постепенно стали появляться все новые и новые графины, рюмки, тарелки. Эксперт заговорил только после того, как подали дымящееся жаркое, обсыпанное мелко крошенным чесноком.

 — Стручок красного перца! Горчицу, уксус! Сладкого перца. Вот так. А теперь скажи, образина, на кой бес было вводить меня в искушение? Прожуешь и встанешь из‑за стола, а деньги выкладывай. Да еще какие! Целое состояние!

Дальнейшие события разворачивались примерно в таком же плане, финалом должна была послужить небольшая заминка при подсчете съеденного и выпитого — кельнер не допишет в счет приличную сумму, и раздобрившийся эксперт начнет заказывать «на десерт» вино и много порций цуйки («Плачу я!» — «Нет, я!»), и теперь уже они станут пить вместе, из одной рюмки, сидя в обнимку, куря одну сигарету и даже… целуясь.

Будет греметь джаз, заглушая шум в зале, дымный чад, наплывающий из кухни, слегка задурманит голову, и все это будет располагать к легкому, фривольному разговору. Как раз такие минуты требуют полнейшего напряжения, и нужна не столько смелость, сколько ловкость, важно следить за мимикой лица, даже за оттенком голоса… Но вместе с тем нужно пить столько, сколько тебе наливают, не смея отказываться ни от единого глотка.

Тудораке боролся с винными парами, от которых у него туманилось в голове и заплетался язык. Какого только напряжения стоили ему отчаянные попытки удержаться на ногах… Хотя, с другой стороны, так было даже лучше: говорить с Кыржэ, запинаясь на каждом слове, — чтоб убедился, до чего перебрал! Но как в то же время сохранить ясность ума, следить за собой, стараясь, не вызывая подозрений, выведать что‑либо, но главное — не дать этой злобной лисице что‑либо почувствовать. Быть начеку и обалдевать от выпивки, понимая, что этот подручный оккупантов справится еще хоть с ведром.

 — Знаешь, что скажу… Не думай, будто я какой–то там шовинист, и все же лучше нет нашей национальной кухни, вот как! — проговорил Кыржэ, возможно только для того, чтоб отвести душу, ,а может, и желая потрафить старшему кельнеру. — Меня прямо тошнит, когда вижу их сосиски.

 — М–да–а…

 — Что «м–да–а»? — Кыржэ словно бы заподозрил что‑то.

 — Минутку, минутку… Но кто же сделал меня обер-кельнером, если не ты… не вы?

 — Давай пропустим по одной! В основном этого добился ты… пардон, ты… единственный человек, с которым я чувствую себя свободно. Потому и прихожу сюда. А ты, часом, не продаешь меня? Э–э, не коммунистам, нет, этим ты не нужен, как‑никак обер–кельнер… А вот немцам? Они не… Ты всего–навсего шимпанзе и не способен понять, что такое нервное напряжение. Черепная коробка! — Он постучал себя пальцем по виску. — Раскалывается и раскалывается… Хоть бы никогда больше не видеть этого Кранца!

Он нахмурился, на лице появилась злобная гримаса, усиленная опьянением. Остервенело заскрипев зубами, схватил стакан, готовый раздавить его в ладони.