Надежда во мраке - [35]

Дрожь в словах Данте родилась от глубокого стыда, который сейчас его сжирал, проедая крепкую стену всякого безразличия и душевного льда. Горечь брала его от того, что он чётко, как ясный день, осознавал то, что повинен в смерти второго канцлера. Лёгкая горечь с комом медленно подходили к горлу, на душе начали скрести совесть и печаль, переходящую в длинную монотонную изматывающую песнь. Впервые за долгое время Данте почувствовал некое подобие эмоций, которые способны были довести магистра до такого состояния, что он откроет бутылку вина времён Раннего Неовозрождения и опустошит её всю. Не самый лучший опыт во вновь открывшихся эмоциях, а точнее их подобии. И тут магистр осознал ещё одну вещь, которая подвела его к грани. Он подумал, а что если он всю эту компанию начал ради того, что бы не восстановить справедливость, не установить бесконечную стабильность в Автократорстве, которую лелеял и мечтал, а отчистить имя второго Канцлера и искупить собственные грехи и ошибки перед прекрасной вдовой.

– Казимир. – Шёпотом сорвалось с губ Кальи, прервав размышления магистра. – Кем теперь я ему придусь? Воскресшей женой, символом сопротивления или теперь опасной смутьяншей, решившей воспользоваться чьим-то именем ради собственного блага?

Каблуки сапог Данте зазвучали по деревянным доскам, и он устремился к выходу, оторвавшись от окна, но прежде чем выйти из башни, обратился к прекрасной гостье:

– Вы можете мнить себя как угодно, но знайте, для нас, для народа вы надежда, которая долгое время была сокрыта во мраке. Мы вас искали повсюду, шли к вам везде: начиная от канализаций Рима, продолжая серыми джунглями Милана, переходя в пьянящую мглу востока. Вы не показывали себя, скрывшись в сумраке мира. Но сейчас вы нужны всему народу и должны себя ему явить. Пойдемте, госпожа Калья, у нас много дел.

На лице девушки расцвела улыбка. Её полноватые губы наполнились жизнью, став подобно цвету алых роз. Её слух наполнил прекрасный звук плескания воды о скалы, который, с помощью специальных устройств разносился по всей крепости, чем дарил неистовое спокойствие всем. Калья, получившая душевный импульс уверенности от слов Данте и умиротворённая звуком прибоя, поняла, что она сможет исполнить для своего покойного супруга вечную клятву верности, данную у алтаря и восстановить его доброе имя. Надежда наконец-то взяла верх над слабостью и безразличием, что стало точкой начала сложения нового хода истории.

Эпилог

Командный бункер где-то на Крите.

В помещении, облицованным камнем было холодно и даже неприветливо. Всю повсюду было серо, как будто само мироздание удалило из пространства иные краски, сделав палитру монохромной.

Помещение было совершенно небольшим, по размеру напоминая чем-то тюремную камеру, к которой был подведена вентиляция и посреди, на прохладном полу, стоял круглый столик на одной ножке без стульев, тоже выкрашенный в серый цвет, чем мог повергнуть любого художника в цветовой шок.

С одной стороны стола стоял высокий мужчина с бледным цветом кожи, брюнет, облачённый в фиолетовое тканевое пальто, дорогую рубашку, жилетку, брюки и туфли с золотой отделкой. Одежда второго мужчины, среднего роста, со смуглой кожи, была сшита из золота и золотом светилась. Туника до колен, брюки и сами туфли были из золота, чем создавали образ человека, который купался в роскоши.

– Ну, каковы ваши силы? – Вопросил мужчина в пальто.

Собеседник уловил в голосе мужчины некое подобие безумия, которое рвётся наружу, разрывая душу.

– На сегодняшний момент мы можем выделить два смешанных разведывательных полка, три корпуса Армии Конфедерации и две полных армии нашей великой святейший церкви.

– Уважаемый ислам-Халиф, этого будет более чем достаточно для моих пяти дивизий.

– Вы думаете? – В речах религиозного лидера скользнула дрожь неуверенности. – Я видел снимки острова. Он превращён в укреплённый бастион, словно их благословил на это дело сам Шайтан… Как мы будем с ними бороться? С этими шайтановыми детьми? Они окопались, словно проклятые черви.

На лице правителя государства, со звучащим названием Автократорство Рейх, чем подтверждалось сакральное значение одного человека, его абсолютное превосходство над остальными, распустилась зловещая улыбка, а зубы подались вперёд словно хищным клыкам и его лицо стало похожим на звериный оскал, полным жестокости и безумия. И лидер заговорил:

– Несмотря на то, что все те годы, организация, известная как Полк-орден, а потом и просто орден был настолько закрытым, что мы ничего не знали о нём. Ничего. Но они допустили ошибку. Одну, но ошибку. И этим было грех не воспользоваться, ибо нет ничего слаще, чем поймать врага на крючок его собственной глупости.

В душе Ислам-Халифа вспыхнул пламень отвращения к говорившему, но всё же сейчас они союзники.

– Так что нам поможет, кроме славы и помощи Аллаха? Какой у вас есть план на их разгром? – Поинтересовался религиозный лидер.

Улыбка Архиканцлера спала, а лик стал олицетворением той серости, что была между ними. Частый перепад настроения, вызванный похмельем от власти, стал камнем безумия в разуме правителя, ещё опаснее, чем у второго Канцлера.