Надежда патриарха - [71]

Мы оба потеряли своих отцов во время учебы в Академии. Его сгорел в огне, мой просто покинул этот мир. Оправится ли когда-нибудь этот гардемарин?

А я?

– Иди-ка сюда, парень. – Я подкатил кресло поближе. К его удивлению, я прижал его к своей груди.

Через некоторое время моя куртка была мокрой.

10

Прошли два ужасных дня. Бранстэд разбирался в Нью-Йорке с последствиями неудачного переворота земельщиков. Я искал Марка Тилница, но тот оставался неуловимым. Между тем в деле о взрыве в музее Виктории и Альберта особого прогресса не было. Мы все знали об убитых террористах: их семьи, их друзей, сослуживцев. Но ничего – об оставшихся в живых соратниках.

Майкл Тамаров неохотно, но присоединился-таки к занятиям Ансельма и кадета. Он выдержал сорок минут – именно столько я ему предоставил времени для общения с Дереком.

На следующий день он прозанимался уже полтора часа.

У стен нашей резиденции каждый день собирались толпы народа: туристы, любопытные, отчаявшиеся люди. Молва о моих делах после выхода из госпиталя распространялась все дальше и дальше. Как-то я велел Карен открыть ворота и пропускать по несколько человек во двор, – где я сидел в своем кресле.

Днем я, вместе с Бевином и гардемарином, разбирал бумаги. Через три дня мне предстояло вместе с Филипом отправиться в таинственное путешествие, которое он задумал. Надо было успеть закончить все дела.

Еще у меня была намечена встреча с невропатологом, и я пошел на осмотр с Карен Варне, ради ее спокойствия. Арлина тоже настаивала на своем присутствии. Я нехотя согласился. Мне вовсе не хотелось, чтобы она услышала плохие новости, если таковые будут. Я в этом случае хотел кое-чем заняться – приготовлениями к своему концу, – а она могла мне помешать.

Я уже стал свыкаться с мыслью о том, что проведу остаток жизни в этом кресле. Если такова воля Господа…

Но я так часто бросал ему вызов, что это стало превращаться в привычку. Попадание в ад нельзя заслужить вернее, чем уже было мною заслужено. Поэтому я бы лучше убил себя, чем позволял бы таскать меня в туалет, одевать, чем разъезжал бы по двору в поисках кого-то, кто поднял бы меня по лестнице.

Жизнь сама по себе не настолько ценна, чтобы все это терпеть. Я не стану думать иначе, даже когда отправлюсь на небеса…

– Можно мне войти, пожалуйста?

Майкл. Его жесткие волосы были тщательно приглажены, рубашка отутюжена.

Я жестом показал на кресло.

– Я хочу больше… – Он замялся, с трудом подбирая слова. – Я мог бы делать гораздо больше физических упражнений. Как насчет того, чтобы проводить с мистером Кэрром больше времени?

– Кадеты занимаются по два часа в день.

– Я не измотанный службой кадет!

– Очевидно, нет, и использовать тебя они не могут.

– Мы не на базаре!

Я не оставил без внимания его грубость:

– Убирайся!

Его шаги затихли на верху лестницы.

Я злился на него, вертя в руках свой голографовизор. Сам-то я хорош! Я развернулся и подъехал к основанию лестницы, чтобы позвать его вниз.

До меня донесся слабый звук. Был ли это всхлип?

Бевина и Ансельма нигде не было видно. Кто бы мог поднять меня? Произнося непечатные выражения, я спиной к лестнице уселся на нижнюю ступеньку. Потом подтянулся на следующую, затем еще и еще. Ступенька за ступенькой, я втаскивал свое непослушное тело наверх. На середине пути остановился, высвободился из куртки, чтобы совсем не спариться. Потом продолжил подниматься.

Наверху я встретил Карлу Тамарову. Она, похоже, уже долго наблюдала за мной.

– Спустись, пожалуйста, вниз. Найди кого-нибудь, кто помог бы поднять кресло.

– Вы довели его до слез.

– Да. Знаю.

Она затопала вниз по ступенькам. Сидя, я толкал свое тело к комнате Майкла. Я постучал в дверь, изловчился и распахнул ее.

– Уйди… – Тут его глаза расширились. Взъерошенный, запыхавшийся, я представлял еще то зрелище.

Я начал перемещаться по направлению к его кровати.

– Алекс обеспечил бы тебе все необходимое. Уж не знаю как.

– Я в вас не нуждаюсь, – презрительно бросил он.

– Нуждаешься, – горько возразил я. – Как никто другой.

– Это почему ж?

– Помоги мне подняться. Я тебе объясню. Озадаченный, он помог мне подняться на кровать.

Я вытянул ноги и сделал паузу, чтобы немного перевести дух. Потом взял его за подбородок и повернул так, чтобы его глаза были обращены ко мне.

– Прости, что выгнал тебя. Я любил твоего отца. Если бы меня не стало, он точно так же заботился бы о моем сыне. – Он высвободился и отпрянул к стене. – Твоя мать… подавлена.

– Я знаю, – приглушенным голосом промолвил он.

– А что если я попрошу ее, чтобы ты ненадолго здесь остался?

Что я такое говорю? Мне и так не хватало времени на разбор своих голографочипов, словом перемолвиться с гардемарином, Арлиной, Фити…

– У нас и минуты времени не будет.

Он был прав. Слава богу, хоть у одного из нас осталось немного здравого смысла.

«Не развенчивайте того человека, которым вы стали для меня. И которым все еще остаетесь», – так говорил Алекс, сидя однажды в моем кабинете.

Я задумался.

Майкл отвернулся:

– Вы сердитесь.

– Если бы твой отец увидел, как ты ведешь себя в моем доме, – что бы он сказал?

– Понятия не имею.

– Говори? – Я схватил его за запястье. Он заерзал, но я крепко его держал.