Надежда патриарха - [70]

– Я знала, что так случится, господин Генеральный секретарь.

Так-так. Варне была тоже раздражена моей импульсивностью. Могут последовать массовые отставки, но я не должен стать узником моей охраны. Недовольные друг другом, мы положили трубки. Я набрал номер Бранстэда.

– Сможем мы его вернуть?

– А вы дадите возможность вас охранять? Я заколебался:

– Джеренс, секьюрити сводят меня с ума.

– Скоро и совсем сведут, – послышался шепот рядом. Я взвился. Гардемарин изучал потолок.

– Я все слышал. Пятьдесят отжиманий от пола!

– Слушаюсь, сэр. – Он начал ослаблять галстук.

– Что там у вас происходит?

– Небольшой мятеж.

Было ли дело в моем кресле на колесиках? Или в расслабляющей атмосфере самой резиденции? В чем-то еще, что носилось в воздухе? Не только Ансельм, но и Бевин, и, если на то пошло, Майкл чувствовали себя вправе говорить все, что им придет в голову.

Невыносимо. Почему же мне тогда так весело? Почему я не испытываю враждебности к гардемарину? Почему это напоминает мне времена, когда Филип был маленьким?

– Джеренс, ты не можешь найти компромисс с Марком?

– Чтобы он заботился только о том, как бы вы не прибавили в весе? О, я люблю пошутить, но это не смешно. Никто из нас не хочет, чтобы вы были убиты. – Гардемарин хмыкнул, наполовину выполнив свои отжимания. – Господин Генеральный секретарь, я поговорю с ним, но в этом вопросе я на стороне Марка.

– Знаю, Джеренс.

– Между прочим, вы выиграли не только голосование, вы отыграли себе прессу. Заголовки такие: «Генсек стремглав спасает правительство», «Неожиданный визит перевернул голосование», «Сифорт спасает дело „зеленых“».

Я хмыкнул.

– Закончил, сэр.

– Еще тридцать. Сними свою куртку. – Пусть упрекнет меня потом, ему позарез захочется. Пора бы ему узнать, что все имеет свою цену. – Передохни немного, если надо, – грубовато добавил я.

– Мы получаем сообщения о поддержке. И это не только сторонники Уинстеда. Вдруг все стали выступать за «зеленый» закон. Пакистанский премьер-министр, Филиппины. Завтрашний номер «Калькутта Тайме» назовет это важнейшим политическим событием десятилетия. Эндрюс Бевин из Совета по защите окружающей среды воздает хвалы вашей стойкости лидера. Знаете, земельщики плохо все рассчитали.

– Хм-м-м. – Что бы было, если бы «зеленые» не наседали на меня со всех сторон.

– Это поистине широкая общественная поддержка, – сказал Бранстэд, словно для того, чтобы совсем вывести меня из себя. – Движение «Матери за здоровое будущее», шведский «Союз лучших правительств», Совет по малому бизнесу…

– Хорошо, Джеренс, хватит, – потряс я руками. – Пришли мне обобщение.

– Будет сделано, сэр. Примите поздравления. Когда мы закончили разговор, Ансельм совсем выбился из сил.

– Сядь. Если ты на самом деле такой нахал, незачем стоять как на параде.

Он покраснел:

– Я не давал вам повода так обо мне говорить.

– Ты уверен? Его глаза забегали:

– Ну… не совсем так, сэр.

Внезапно его озорство напомнило мне Алекса, когда тот был мальчиком. Опечаленный, я спросил:

– Ты не знаешь, что происходит с Майклом Тамаровым?

– Разве дело не в том, что он потерял отца?

– Может, что-то еще?

– А разве может быть что-нибудь хуже? – подавленно проговорил он.

У меня язык отнялся. Я никогда не просматривал его личного дела, никогда ни о чем не спрашивал.

– Расскажи мне.

– Три года назад. Я был тогда в Академии… Суборбитальный над Берлином…

Я вздрогнул. Проржавевший обтекатель двигателя, стоянка шаттла у волгоградского завода. Некие ядовитые выбросы. Какой бы ни была причина, ужасная катастрофа унесла жизни трехсот человек. Хорошо еще, что салон был заполнен только наполовину.

– Прости.

– Это только… – Он мучительно подыскивал слова. – Это не имеет значения.

Я подъехал поближе:

– Расскажи…

Он покачал головой. Как только я позволил ему быть самим собой, слова полились из него:

– Он летел встретиться со мной. В мой первый отпуск. Мы собирались… собирались… – Его плечи затряслись от беззвучных рыданий.

«Господи, почему я никогда не могу спокойно остаться в одиночестве?»

– Мистер Хазен вызвал меня к себе. Он старался быть очень мягким. – Паренек всхлипнул. – Когда я увидел его лицо, меня словно ножом полоснуло по животу. Я начал кричать, не успев услышать и слова. – Беспомощный, я обнял его за плечи. – Мама умерла за год до этого, и у меня остались только две тетушки. Я словно в оцепенении провел свой двухнедельный отпуск в Девоне. – Он горько усмехнулся. – Как-то вечером один гардемарин взял меня с собой.

Вот все и выяснилось.

– И тогда ты начал пить.

– Мы нашли хозяина бара, который не обращал внимания на то, что я в серой униформе.

– О, Тэд.

– Я был… Я не мог уже дождаться, когда папа приедет. Мои оценки, все мои отчеты были весьма неплохими. И даже лучше. Если бы только он взглянул на них и улыбнулся, как улыбался только он, посмотрел бы на меня с гордостью… – Его глаза были влажными. – Но ничего этого не могло быть.

Мне хотелось обнять его, но я сидел в проклятом кресле, и это, конечно, было не дело. И не потому, что я являлся Генсеком и старшим офицером по отношению к гардемарину.

– А сейчас кому ты показываешь свои достижения? Всхлип.

– Никому. Это не имеет значения. – Он говорил нарочито небрежно.