Надежда - [10]
Роешь, меня зарывая?
Корень - он вроде крота.
Может, и мог бы покорно
Деревцем чахлым цвести,
Да разменялся на корни
И ни ствола, ни листвы.
Что это - страх или подвиг?
Точный расчет или бред?
...А на земле и не помнят:
Помер такой или нет.
74
ЩИТОВИДКА
Я считал себя гордым, стойким,
Неудачам глядел в глаза.
Врач сказал:
- Нету вас - есть только
- Щитовидная железа.
Все метания и мытарства
И рифмованное нытье,
На которые вы горазды,
Не от вас они - от нее.
Я-то думал:
Томленье духа,
Вера, совесть, и стыд, и честь...
Оказалось - лишь род недуга,
Интенсивный обмен веществ.
Никакого переизбытка
Благородных и высших чувств,
Лишь ничтожная щитовидка
Барахлит
и теперь лечусь.
Все от химии
не от бога
И земля, и вода, и снедь,
И свобода, и несвобода,
И, наверное, даже - смерть.
Вот и загнан, как мерин в мыле,
Вопрошаю в свои полета:
- Я - венец творения
или
Нуклеиновая кислота?!
78
В ПРАЧЕЧНОЙ
Бросила жена? Ее
Бросил сам? Сменил жилье?
...Гладили вдвоем белье
С ним в стекляшке.
Он балдел - заметил я
От шумевшего бабья
И от вороха белья
И от глажки.
А по виду был ходок.
Но совсем не холодок
То ли страх, то ли упрек
Был во взгляде.
Может, чудилось ему:
Я, старик, его пойму.
Объяснить мне, что к чему,
Будет кстати.
На подобный разговор
Я его бы расколол.
Прежде был и спор и скор
На знакомства:
Две рюмахи или три
Пропустили - говори.
Но теперь скребет внутри
Скорбь изгойства.
Несуразная судьба
Эмиграция в себя,
Словно начисто тебя
Съела фронда.
Вроде ты живой и весь
И душой и телом здесь,
А сдается, что исчез
С горизонта.
Потому теперь и впредь
Не к чему ломать комедь.
И не стал я пить с ним - ведь
Мы б не спелись.
После полусотни грамм
Он, запуган и упрям,
Выдохнул бы: "Пшел к ерам,
Отщепенец..."
Так что про житье-бытье
Мы молчали, а белье
Расстилали, как бабье,
На гладилке.
Потому и обошлось
Без мужских горючих слез,
Без сочувствий, без угроз,
Без бутылки.
79
МУЗЫКА ДЛЯ СЕБЯ
Словно бы в перекличке
Банджо и контрабас
За полночь в электричке
За город мчался джаз.
Скопом на барабане,
Струнах и на трубе
Что-то свое лабали
Лабухи о себе.
Видно, нет счастья слаще,
Чувства растеребя,
Мчать по равнине спящей
С музыкой для себя!
...Музыка в электричке,
Смысла в тебе - ничуть,
И потому-то трижды
Благословенна будь!
Кто ты ни есть - искусство,
Почва или судьба
Нету в тебе паскудства,
Музыка для себя!
Только восторг свободы
Да разворот души
И никакой заботы,
Проповеди и лжи!
...Сильно меня задела,
Ужасом осеня,
Исповедь без предела,
Музыка для себя!..
80
ПИВО
Помнишь, блаженствовали в шалмане
Около церковки без креста?
Всякий, выпрашивая вниманья,
Нам о себе привирал спроста.
Только все чаще, склоняясь над кружкой,
Стал ты гадать - кто свой, кто чужой,
Кто тут с припрятанною подслушкой,
А не с распахнутою душой?..
Что ж, осторожничать был ты вправе,
Но, как пивко от сырой воды,
Неотделимы испуг от яви,
Воображение от беды.
...Я никому не слагаю стансы
И никого не виню ни в чем.
Ты взял уехал. Я взял остался.
Стало быть, разное пиво пьем.
Стало быть, баста. Навеки - порознь...
Правду скажу - ты меня потряс:
Вроде бы жизнь оборвал, как повесть,
И про чужое повел рассказ.
...В чистых пивных, где не льют у стенки,
Все монологи тебе ясны?
И на каком новомодном сленге
Слышишь угрозы и видишь сны?
Ну а шалман уподобен язве,
Рыбною костью заплеван сплошь,
Полон алкашной брехни... и разве
Я объясню тебе, чем хорош...
81
ЖИВОПИСЬ
Лето в городе Гороховце,
Белое и рыже-золотое,
Все в полдневной солнечной пыльце,
Все помолодевшее от зноя.
Крохотный и древний городок
Возле Клязьмы прикорнул укромно,
И ему, наверно, невдомек,
Что отныне лето в нем огромно.
Как охота мне в Гороховец!
...Ошалев от зелени и света,
На холсте он уместился весь,
И в нем лето и все время - лето!
Никаких ни осеней, ни зим
Лето - в ржави крыш и колоколен!
...Разве ж этак мы изобразим,
Нарифмуем или наглаголем?
Разве нам дана такая власть?
Разве найдено такое слово,
Чтобы краской на бумагу класть
И тебе - пожалуйста! - готовы
Крыши, колокольни, деревца
Рыже-бело-золотого цвета,
И из города Гороховца
Никогда не исчезает лето.
83
ХУДОЖНИК
Б. Сарнову
Умер Володя Вейсберг,
Умер без суеты,
Умер, наверно, весь бы,
Если бы не холсты
Призмы, цилиндры, кубы
В каждом ожог и шок...
Ради такой Гекубы
Он-то себя и сжег.
Белым писал на белом,
Белым, как небытьё,
Чтоб за любым пределом
Вновь обрести свое.
Словно философ с кистью,
Истиной одержим,
Истиной, как корыстью,
Только одной и жил.
Сколько кругом ничтожных
Выжиг, лгунов, пролаз,
А вон какой художник
Все-таки жил при нас.
85
РЕВНОСТЬ
Я к нему не ревную,
Пусть он жутко красив
И пусть напропалую
Непослушных разил,
Аж со страстью земною,
Всю округу кляня,
Кто, кричал, не со мною,
Тот, мол, против меня.
Я не то чтобы против
Или там супротив,
Но он жизнь мне испортил
И тебя совратил.
И такого к тому же
Любишь больше отца,
Больше дочки и мужа,
И любви нет конца.
Я уже не терзаюсь
И его не кляну,
Издержал даже зависть,
Не ревную к нему.
И тревогой и болью
Сам себя исказнив,
Все равно я с тобою,
И ты все-таки с ним...
86
ЭСТАКАДА
Я иду по эстакаде
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Демобилизация» (1971) напечатан на Западе по-русски (1976), по-немецки (1982) и в России (1990) — обширное, несколько просевшее под тяжестью фактуры повествование, где много лиц, сцен, подробностей и мыслей, и всё это как бы разливается вширь, по поверхности памяти, имея целью не столько разрешение вопросов, сколько воссоздание реальности, вопросами засевшей в сознании. Это именно «путешествие в хаос».Время действия — переходное, смутное: поздняя зима, ранняя весна 1954. Сталина уже год как нет, но портреты еще висят, и система еще не пошатнулась, только ослабла хватка; вместо стальной руки чувствуется сверху то ли неуверенность, то ли лукавая потачка.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первая повесть Владимира Корнилова «Без рук, без ног» (1965) — о том, как три летних дня 1945 переворачивают жизнь московского подростка, доводя его до попытки самоубийстваПовесть была сразу отвергнута редакцией «Нового мира» и была опубликована в 1974–75 в легендарном журнале Владимира Максимова «Континент» и переведена на ряд иностранных языков.
Повесть «Девочки и дамочки», — это пронзительнейшая вещь, обнаженная правда о войне.Повествование о рытье окопов в 1941 году под Москвой мобилизованными женщинами — второе прозаическое произведение писателя. Повесть была написана в октябре 1968 года, долго кочевала по разным советским журналам, в декабре 1971 года была даже набрана, но — сразу же, по неизвестным причинам, набор рассыпали.«Девочки и дамочки» впервые были напечатаны в журнале «Грани» (№ 94, 1974)
Роман Владимира Корнилова «Каменщик, каменщик…» вышел во Франкфурте-на-Майне в издательстве «Посев» в 1980 году. Писатель решил передать свои произведения на Запад, в свободную русскую прессу: «На Западе меня либо будут публиковать, либо не будут, но уж во всяком случае не станут уродовать и карежить».Произведение охватывает временной отрезок от начала века до брежневской поры; в центре его — человек, ушедший во внутреннюю эмиграциюКаменщик, каменщик в фартуке белом,Что ты там строишь? Кому?— Эй, не мешай нам, мы заняты делом,Строим мы, строим тюрьму.Валерий Брюсов («Каменщик», 1901)