Надежда каждого цветка - [3]

— Не может быть! — выдохнула Желтая, — как можно поверить в то, что внутри тебя — бабочка, если все, что я вижу — это косматый червяк? Как это — превратиться в бабочку? — спрашивала она задумчиво.

— Ты должна желать летать так сильно, что готова отказаться быть гусеницей.

— Вы имеете в виду — умереть? — спросила Желтая и сразу вспомнила тех трех, которые свалились с неба.

— И да, и нет, — ответил он, — это будет ВЫГЛЯДЕТЬ, как будто ты умерла, а НА САМОМ ДЕЛЕ ты будешь жить. Жизнь изменится, но никто ее не отберет. Не отличается ли это от жизни тех, кто умер, так и не став бабочкой?

— Если я решу стать бабочкой, — проговорила Желтая нерешительно, — что тогда я должна сделать?

— Посмотри на меня. Я делаю кокон. Я знаю, что это выглядит со стороны, как будто я прячусь, убегаю, но кокон — это не укрытие. Это временное пристанище, где и происходят изменения. Это очень серьезный шаг, ведь ты уже никогда не сможешь стать гусеницей и вернуться к гусеничной жизни. Во время самих превращений тебе или любому, кто полюбопытствует, будет казаться, что ничего не происходит. Но на самом деле бабочка уже рождается. Это просто займет некоторое время! И еще кое-что. Как только ты станешь бабочкой, ты сможешь по-настоящему любить — такой любовью, которая рождает новую жизнь. Это лучше чем любые объятия, на которые способны гусеницы.

— Ой, я побежала, отыщу Полосатого, — воскликнула Желтая. Но она знала, что он слишком высоко на Столбоползе, чтобы она могла найти его.

— Не грусти, — сказал ее новый друг, — если ты изменишься, ты сможешь летать и покажешь ему, как прекрасны бабочки. Кто знает, быть может он захочет стать одной из них!

Желтую терзали сомнения: «А что если Полосатый вернется, а меня нет? А что если он не узнает меня в новом виде? А если он решит остаться гусеницей? Как гусеницы мы хоть ЧТО-ТО точно можем делать — мы можем ползать и есть. Мы можем хоть КАК-ТО любить. Как два кокона могут вообще быть вместе? Как это ужасно — взять и навсегда застрять в коконе!» Как могла она рисковать своей единственной жизнью, когда знала, что так маловероятно то, что она могла однажды стать великолепным крылатым созданием? И почему должна была она последовать этой дорогой? Только увидев другую гусеницу, сильно во что-то уверовавшую и замотавшуюся в собственный кокон? Или в силу своей тайной надежды, которая удерживала ее вдали от Столба и ожила вновь, когда Желтая услышала о бабочках?

Мохнатая серая гусеница тем временим продолжала укутываться шелковыми прядями. Уложив последний виток вокруг головы, он сказал:

— ТЫ БУДЕШЬ ПРЕКРАСНОЙ БАБОЧКОЙ. МЫ ЖДЕМ ТЕБЯ!

И Желтая решила рискнуть. Для смелости она повисла рядышком с другим коконом и начала накручивать свой.

«Подумать только, я даже не знала, что могу это делать! Должна была появиться какая-то поддержка, подтверждение, что я на правильном пути. Если во мне нашлось то, что позволяет прясть кокон, то, быть может, бабочка во мне тоже и вправду есть.»

Глава 5

Полосатый продвигался на этот раз существенно быстрее. Он стал крупнее и сильнее со времен своей последней попытки. С самого начала он решил, что доберется наверх! Он специально избегал смотреть другим ползущим в глаза. Он уже знал, каким роковым может быть один лишь взгляд. И он старался не думать о Желтой. Он воспитывал себя ничего не чувствовать и не отвлекаться. Полосатый казался другим не только «дисциплинированным» — он был беспощадным. Даже среди восходящих он был особенным. Он не думал, что он действует против кого-то. Он просто делал то, что необходимо, раз он решил добраться до верха.

«Не вините МЕНЯ, если вы не достигните! Такова суровая жизнь. Просто наберитесь решимости», — сказал бы он, если кто-то из гусениц вокруг вздумал жаловаться. И вот однажды он почти у цели. Полосатый продвигался вполне успешно, но когда свет наконец-то начал просачиваться сверху, он был близок к полному истощению. На такой высоте движения почти не было. Все держались за свое положение со всей искусностью, которой научила их жизнь — карабканье. Любое малейшее движение играло решающую роль. И там не было никакого общения. Соприкасались только спинами. И все они были друг для друга словно коконы. И вот однажды Полосатый услышал от ползущего над собой:

— Никто из нас не попадет выше, если мы не избавимся от НИХ. Скоро он почувствовал ужасающее давление и тряску. Потом послышались крики и посыпались тела. А потом — тишина. И гораздо больше света и меньше тяжести над Полосатым. Полосатого охватило ужасное чувство. Тайна Столбополза начала проясняться. Теперь он знал, что произошло с теми тремя гусеницами. Он знал, что всегда происходит со Столбом. Разочарование пронзило Полосатого. Но, где-то внутри себя все еще веря, что это единственный путь наверх, он услышал тихий шепот с вершины:

— Здесь совсем ничего нет!

И ему тут же ответил другой голос:

— Тише, дурак! Иначе те, внизу, услышат тебя. Мы там, куда они все хотят попасть. Вот что здесь!

Полосатый застыл на месте. Быть так высоко и вообще никуда не добраться! Это все выглядело заманчивым только снизу. Шепот прозвучал снова: