Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» - [108]

Когда в Институте лакокрасочной промышленности появились сотрудники милиции, которые начали обыскивать рабочее место Фридмана, все были потрясены. Разорвавшаяся бомба в среде скромных трудяг, инженеров, которые были заняты развитием отечественной индустрии. Все были уверены: Борис просто не может быть убийцей. Скоро все разъяснится, даже в зарплатной ведомости ставили «восьмерки» (знак присутствия на рабочем месте), чтобы он не потерял в деньгах.

Единственным, кто все это время сохранял полное спокойствие, был сам Фридман.

Вспоминает Нина Марченко:«Были у меня убийцы, которые глубоко раскаивались в совершении тяжких преступлений, они вели себя не так, как Фридман. Тот с высоко поднятой головой всегда ходил, с достоинством, и не видно было, что он переживает, не было у него следов раскаяния».

В заключении Фридман невероятно потолстел. Когда ему дали свидание с матерью, он увидел: та очень осунулась, Фридман сказал: «Ты почему так похудела? Приходи сюда, живи здесь, ты поправишься».

Тюремный психоз представляет собой одну из форм психологической защиты, когда болезненная реальность полностью вытесняется и замещается иной реальностью. В этом случае человек регрессирует к раннему детскому возрасту и начинает вести себя как беззащитный, беспомощный, слабый ребенок.

Фридман вернулся не в раннее детство, но во времена Фрунзенской коммуны, и стал образцовым пионером, нетерпимым к антиобщественному поведению, воплощением которого стала для него ненавистная теща. Находясь в заключении, он написал объемный труд «Теория граничностей», в котором доказывал, что такие отвратительные люди, как Бородулина, не имеют права жить в советском обществе, а стало быть, и вообще жить не должны.

Из показаний Бориса Фридмана:«Бородулина не работала, жила на средства мужей, расхищавших социалистическую собственность, при этом маниакально покупала через знакомых импортные вещи. Жизнь в этой семье была основана на деньгах, стяжательстве, корысти… Даже моя жена, воспитанная в такой атмосфере, воспринимала мир и людей через призму денежных отношений. Меня поражали чисто денежные вещественные отношения между женой и тещей. Они, не задумываясь, врали друг другу, Элеонора крала у матери из карманов деньги и воровала вещи».

Вина Фридмана была достаточно быстро доказана и процессуально оформлена. Единственное, обо что споткнулось следствие, это вопрос о степени участия в произошедшем его жены. Первоначально Фридман давал показания, что Элеонора была в курсе, но затем в условиях следственного изолятора на очной ставке он не смог глаза в глаза повторить подобное и отказался от ранее данных показаний. Пока мать Фридмана сходила с ума от горя и стояла в очередях с передачами в «Кресты», Эллочка была замечена в компании новых кавалеров. Такие факты не заносятся в протокол, но даже опытные сотрудники удивлялись человеческой низости.

30 октября 1972 года в Ленинградском городском суде прошло судебное заседание. Отвечая на вопросы обвинителя, Фридман очень спокойно и с упоминанием множества деталей описал совершенные им убийства. Следователю иногда казалось, что он не вполне нормален.

Из интервью Нины Марченко:«Само по себе совершенное им убийство уже говорит о его ненормальности. Мне рассказывали психиатры, которые проводили экспертизу, что он высчитывал формулу падения капли в камере из крана в раковину. Конечно, какие-то отклонения были».

Экспертом по делу был Николай Николаевич Тимофеев — главный судебный психиатр Вооруженных сил, врач, пользовавшийся репутацией опытного и дотошного специалиста. Когда судья объявил, что обвиняемый приговорен к смертной казни, мать Фридмана, стоявшая в проходе, упала в обморок. Подсудимый улыбнулся и спокойно сел. Элеонора вышла из зала суда с двоюродной сестрой — они улыбались и в полный голос говорили о том, что надо торопиться, чтобы не опоздать на концерт.

Расстрелы преступников окутаны мифологией. Кто-то рассказывает, что расстреливали специально обученные люди. Кто-то говорит о том, что расстреливал взвод, но лишь у одного солдата есть боевой патрон. На деле все намного проще.

В Советском Союзе, говорят знатоки, было несколько «исполнительных» тюрем, в том числе и «Кресты». На втором «кресте» на первом отделении (так называемое два-один) в подвале и приводились в исполнение приговоры. Начальник изолятора сам выбирал, кому предложить эту работу. Согласившийся на нее не получал ни премий, ни талонов на питание, ни дополнительных отпусков. Этот шаг должен был быть его внутренним убеждением. Разумеется, все держалось в глубочайшей тайне. За несколько дней до приговора исполнитель был обязан прочитать дело. В день приговора в камеру к смертнику заходили начальник изолятора, исполнитель, прокурор, врач и двое охранников. Прокурор достаточно быстро сообщал смертнику, что шансов у него больше нет. В это время двое охранников подходили к смертнику и набрасывали ему на лицо полотенце. После этого приговоренного волокли по коридору. Обычно, по воспоминаниям участников процедуры, смертники не сопротивляются и не кричат. Открывается дверь в коридоре, так называемая обманка, там некое корыто, куда нагибают смертника. А дальше — табельное оружие, затылок, выстрел. Врач констатирует смерть. Тело отвозят на кладбище, где хоронят в заранее приготовленной могиле. И крестов, звезд, могендовидов на этой могиле не появляется.