Над тремя морями - [9]

Слева показался городок Илкусте. И тут произошло самое невероятное. Самолет Смирнова с большим углом пикирования пошел вниз и на наших глазах врезался в землю. Над ним взметнулось пламя.

Все это было непонятно. Ведь никто из экипажа не прыгнул с парашютом. Не было заметно и попытки летчика вывести машину из пикирования или хотя бы дать нам какой-то знак, условный сигнал. Оставалось строить предположения. Вероятнее всего летчик, будучи ранен, потерял сознание. Либо повреждения самолета оказались настолько серьезными, что экипаж был бессилен не только устранить их, но даже покинуть машину в воздухе. Обиднее всего было то, что экипаж погиб, когда самое опасное осталось позади.

Мы шли теперь в одиночестве, не имея за собой ни одного ведомого. Ни одного из пяти подходивших к цели! От этой мысли я почувствовал какую-то пустоту, оцепенение. Болью в сердце отозвалась гибель стольких боевых товарищей, прекрасных авиаторов.

Наконец пересекли Даугаву, пошли прямым курсом на Беззаботное. И лишь теперь стали замечать, как сильно поврежден наш самолет. На плоскостях зияли рваные дыры, из правого мотора по плоскости темными полосами струилось масло... Но самолет летел.

Я записал в бортовом журнале вес, что касалось этого полета: ожесточенный бой, большие потери, нанесенные противнику, и гибель боевых товарищей. "Через чудовищной силы огонь, - писал я в тот день в бортовом журнале, - прошли не только наши самолеты. Через него прошли мы сами - и наши мысли, и наши чувства, и наши сердца. Через него прошла железная воля советских морских летчиков, которую не сломить никакому врагу".

Этот пожелтевший от времени бортовой журнал хранится у меня и по сей день. Он стал в нашей семье одной из своеобразных реликвий Великой Отечественной войны. Время от времени я просматриваю его, и за скупыми записями вновь и вновь вижу боевых друзей, отдавших свои жизни за честь и свободу любимой Родины. И невольно влажнеют глаза, учащеннее бьется сердце.

На исходе пятого часа труднейшего полета мы - над своим аэродромом. А как садиться? Только теперь стало ясно, что поврежденные шасси не выпускаются. Садимся на фюзеляж. Обошлось. Здесь нам повезло.

Как хорошо мы почувствовали себя на земле, даже несмотря на войну и на все пережитое в этот день! И вместе с тем ощутили такую усталость, что долго не смогли заставить себя выбраться из кабин самолета. А когда наконец выбрались, то узнали столько подробностей, которых мы не могли и предполагать.

Первое, что нам сообщили, - десятью минутами раньше произвел посадку экипаж лейтенанта Н. Ф. Дашковского - один из ведомых нашей группы. Как выяснилось, он, сбросив на цель бомбы, вошел в облачность и потерял ведущего, возвращался на аэродром самостоятельно. Значит, наши потери одним экипажем меньше. Об остальных деталях боя мы узнали чуть позже. А пока занялись осмотром своего самолета. Нашли в нем более пятидесяти осколочных и пулевых пробоин.

- Это чудо, что машина не загорелась, - сказал полковой инженер В. К. Морозов. - И вообще невообразимо, как вы могли лететь на ней?

Как? Мне это было ясно больше чем кому-либо. Многое, конечно, зависело от искусства пилотирования, каким обладал замечательный летчик старший лейтенант А. М. Шевлягин. Он еще в боях с белофиннами показал высокое летное мастерство, был награжден орденом Красного Знамени. И вот уже совершил несколько дерзких вылетов теперь, выполняя самые сложные боевые задания днем и ночью, при любой погоде. И на этот раз Анатолий Михайлович с честью выдержал труднейший экзамен.

Более 100 самолетов минно-торпедной и бомбардировочной авиации флота летели к Двинску. Эскадрилья за эскадрильей волнами накатывались на берега Даугавы, на ее переправу и ведущие к ней пути, по которым двигались бронированные колонны фашистских войск. Несколько часов гремело и сверкало огнем небо над Двинском. Несколько часов пенилась и бушевала от взрывов бомб двинская вода. Гул самолетных моторов, все нарастая, накатывался на берега Даугавы с севера. А с юга бросались на перехват краснозвездных машин истребители противника.

Преодолевая плотный зенитный огонь и яростные атаки истребителей, летчики-балтийцы выполняли боевую задачу. И нередко ценой собственной жизни.

К ним прежде всего следует отнести экипаж Петра Игашева. Пусть читатель запомнит их имена.

Командир - младший лейтенант Игашев Петр Степанович.

Штурман - младший лейтенант Парфенов Дмитрий Григорьевич.

Стрелок-радист - младший лейтенант Хохлачев Александр Митрофанович.

Воздушный стрелок - краснофлотец Новиков Василий Логинович.

Как это было?

Первая эскадрилья - девять самолетов, ведомая капитаном Н. В. Челноковым, преодолев мощный зенитный огонь и атаки истребителей, первой из нашего полка прорвалась к двинской переправе.

В трудном положении самолет Петра Игашева. Его атакуют три истребителя ME-109. Жаркая, неравная схватка - трое против одного. Но не г предела отваге и мужеству наших летчиков. Они героически отражают атаки, но при этом загорается бомбардировщик.

Пламя и дым ползут от моторов к кабинам летчиков. Наступает критическая минута. А вражеский истребитель вновь устремляется в атаку на горящий бомбардировщик. Однако не уйти фашисту от возмездия. Игашев настигает "мессершмитт", точно рассчитанным ударом винта отрубает хвост фашистскому истребителю, и тот врезается в землю.