Над тёмной площадью - [38]

— Как вы собираетесь дотащить его до машины в это время, когда кругом полно народу? — спросил я.

— Кто-то должен будет мне помочь. На лестнице темно. Мы его подхватим с двух сторон и будем волочить как мертвецки пьяного. Главное — засунуть его в машину, а там я один разберусь.

Осмунд кивнул:

— Делайте что хотите. Какое это имеет теперь значение? По крайней мере для меня. Я попался, мне конец. — И прибавил почти шепотом, будто про себя: — Да, все-таки он меня изловил. — Знакомым жестом вскинув голову, он внезапно перешел на деловой тон: — Однако я не хочу, чтобы мерзость, которую я тут устроил, испортила вам жизнь. Это только мое дело. Я сам справлюсь.

— Нет, не справитесь, — резко сказал Буллер. — Во всяком случае не с этой ношей. При вашем росте и всем прочем вы сразу привлечете к себе внимание. Мы вдвоем с Ганом сладим. Чего тут трудного? Надвинем ему шляпу на глаза, укутаем в плащ. Никакого риска вообще…

Вдруг он замолк и тихонько ахнул. Его привлек какой-то звук. Мы все его услышали. Кто-то открывал входную дверь.

И тут произошла уму непостижимая вещь: в тот момент, когда мы все застыли в оцепенении, ожидая, что будет, и даже Хенч прекратил сотрясаться от плача, мертвец неожиданно перевалился на спину и одна нога его свесилась с дивана, словно и он услыхал, как открывается дверь. Он лежал теперь лицом вверх, выкатив глаза, изо рта высовывался язык, голова под неестественным углом была вызывающе повернута к нам. Мы ждали. В прихожей послышались шаги. Осмунд посмотрел на меня.

— Хелен! — сказал он. — Ключ есть только у нее.

Я пошел ей навстречу, как будто подчиняясь его приказу. Сейчас, возвращаясь к прошлому, я склонен думать, что в то мгновение мне в голову пришла такая мысль: а ведь я единственный человек во всем мире, кто может встать между ней и мертвым телом Пенджли. Надо было во что бы то ни стало оградить ее от всего этого…

И вот я уже в маленькой прихожей. Она освещалась электрическим светом (эстетические причуды Осмунда, по-видимому, не распространялись на вешалку для пальто и подставку для зонтов). У входной двери на пороге, глядя прямо перед собой, стояла Хелен и стаскивала перчатки. Конечно, все на свете можно объяснять электричеством, но не надо говорить мне, что взоры, которые мы устремили друг на друга, такие ищущие, настолько проникающие в самую душу, что обоим сразу стала ясна наша внутренняя, неразрывная связь, превосходящая любую физическую близость, — что эти наши взоры были подобны электрическому разряду, пробежавшему между нами, — это чушь!

В тот жуткий момент, когда меня мутило и все плыло перед глазами от пережитого потрясения, я с еще большей ясностью и пониманием увидел Хелен, явственнее разглядел несравненную красоту души и благородство ее сердца, чем когда бы то ни было до этого — наяву или в своих романтических грезах о ней. А я мечтал о ней часто, очень часто! Позже мы признавались друг другу, что именно тот долгий взгляд, выразивший все наши чувства, когда мы посмотрели в глаза друг другу, скрепил наши сердца.

Она только и произнесла:

— О Дик, я так рада, что вы здесь… Я надеялась на это.

В ее приветствии прозвучали иронические нотки — так было всегда, даже когда она обращалась к самым любимым для нее существам. Это была скорее самоирония, основанная на убеждении, что и сама жизнь, и место, которое она, Хелен, занимала в ней, в какой-то степени абсурдны.

— Что привело вас обратно сюда? Так быстро кончился ужин?

Невозможно описать, до чего странной мне показалась тишина, воцарившаяся в комнатах. Напрягая слух, я изо всех сил пытался уловить хоть какой-нибудь звук оттуда.

— Видите ли… — Она с улыбкой посмотрела на меня. Я улыбнулся ей в ответ. — Неожиданно явился молодой человек моей подруги, разумеется без всякого предупреждения. Они просили меня остаться, но я слишком тактична. Они предложили втроем пойти в ресторан. Терпеть не могу рестораны. Ну и вот… Я очень давно не видела вас, Дик, и вы так сдержанны со мной. Я могла бы вас больше никогда не увидеть. Я думала, что вы с Джоном пошли куда-нибудь поужинать, и решила выпить здесь без вас чашку чая и подождать — вдруг он привел бы вас назад.

Говоря это, она все время прислушивалась. Я понял, что тишина подействовала и на нее. Она сняла шляпку, посмотрела на себя в зеркало, поправила волосы и сделала шаг по направлению к спальне. Я не пошевельнулся.

— А где же Джон? Почему вы с ним никуда не пошли? Уже четверть девятого.

— Пришел кое-кто из приятелей, — ответил я. — Его задержали.

— Кое-кто из приятелей? И кто же?

— Чарли Буллер. Мистер Хенч.

Она кивнула:

— Я так и знала, что он пытался от меня отделаться. Но я не такая дура… — Она смолкла. Мы оба услышали, как Хенч начал выкрикивать что-то жалобным, писклявым голоском.

— Дик, в чем дело? Что там происходит? Что там?

— Произошла небольшая ссора, — признался я. — Это все Хенч. Он стал такой странный, с тех пор как умерла его жена. Никогда не видел столь резкой перемены в человеке. Но это пустяки. Буллер и Осмунд знают, как успокоить его, все будет в порядке.

Она заговорила мягче:

— Бедный Хенч! Я сочувствую ему больше, чем всем остальным. Вы пришли сюда вместе с ними?