Над сладким Босфором - [28]

Это отвлекло бы ее мысли от Крейга… и может быть, к концу отпуска она бы полностью излечилась. Но сейчас оказывается, что она останется совсем одна. Впервые со времени своего приезда в Турцию Джанет испытала знакомое чувство одиночества и отчаяния. Она попыталась думать о Неде, но его образ ускользал. «Со временем все забывается, хотя поначалу в это не верится», — говорила ей мама, так оно и вышло. Но как быть с другой болью, которая так быстро пришла на смену старой?

Вдруг, без всякой видимой причины, Джанет вспомнила, что Крейг обещал показать ей азиатскую часть Турции, рассказывал о ее красотах, причудливых селениях и руинах крепостей и о том месте, которое называют «свежими водами Азии», где дамы-аристократки в паранджах и драгоценных уборах катались на золоченых барках.

Наверное, подавленное настроение отразилось на ее лице, потому что Крейг пристально взглянул на нее и сказал:

— Ты устала, Джанет. На твоем месте я бы пошел спать. — Он произнес это ровным, бесстрастным тоном, но в его глазах появилась легкая озабоченность и на губах промелькнула улыбка, когда она признала, что и вправду устала и приляжет на диване в гостиной.

— Я не хочу спать, — добавила она, улыбнувшись. — Мне надоело все время торчать в спальне.

— Конечно, — согласился он сочувственно. — Ты пойдешь сама, или мне помочь тебе? — Он уже поднялся, но Джанет бросила умоляющий взгляд на брата. Слишком волнующим было бы прикосновение руки Крейга.

Он заметил этот взгляд и опустил протянутую руку. Его глаза снова сверкнули холодом.

— А… тебе лучше сесть, — сказал Марк. — Вон идут твои подруги.

Все повернули головы и увидели Салли и Гвен. Девушки знали, что в воскресенье Джанет разрешат вставать, и обещали заехать к ней, хотя не сказали, в какое время. Гвен принесла огромный букет цветов, который тут же вручила Джанет.

— Четин передает тебе сердечный привет и спрашивает, нельзя ли ему навестить тебя завтра вечером? Он зашел бы раньше, но был занят по службе.

— Какие красивые… — Наклонив голову, Джанет наслаждалась ароматом, думая, что цветы — самый лучший подарок… Вдруг ее мысли вышли из-под жесткого контроля — контроля, под которым она держала их весь день. Еще не осознав своего поступка, она подняла голову и взглянула на Крейга. Если бы эти цветы прислал ей он…

Джанет встретила его холодный взгляд, услышала, как он глухо сказал, что ему пора домой, увидела, как он уходит. Его стройная фигура скоро скрылась за деревьями. Тут Гвен окликнула ее, и Джанет включилась в общий разговор.

7

Четин выразил глубочайшее сожаление о случившемся, признав, что вся вина лежит на нем. Хотя Джанет была согласна с братом в том, что Четин должен был предупредить их, на нее так подействовало его искреннее раскаяние, что она приняла вину на себя, уверяя, будто по собственной глупости не поняла, что крики спутников предупреждают об опасности.

— В любом случае сейчас это уже не имеет значения, — сказала она с улыбкой. — Мне гораздо лучше, и доктор сказал, что через пару недель я смогу ходить по дому и саду сколько захочу.

— Боюсь, ты больше никогда не пойдешь со мной в горы.

В его голосе слышалось явное сожаление, и это удивило Джанет. Она чувствовала, что он будет уговаривать других пойти с ним. Он хорошо умел убеждать.

— Марк категорически против, — призналась Джанет. — Он чувствует ответственность за меня, пока я живу здесь. Это и понятно — ведь он мой брат. — Она могла бы добавить, что собственный опыт навсегда излечил ее от альпинизма, но она сдержалась.

— А твой друг Крейг Флеминг? — произнес он чуть раздраженно, очевидно, их неприязнь была взаимной. — Что он говорил по этому поводу?

Убрав подушку, Джанет облокотилась на спинку дивана. Ее взгляд остановился на маленьком сосуде для благовоний, а мысли обратились к тому вечеру, когда Крейг восхищался этим сосудом и рассказывал, какой тот древний. У нее комок подступил к горлу, и она подумала, что этот сосуд будет всегда напоминать ей о Крейге и даже в будущем она неизменно будет видеть, как его сильные руки с нежностью держат его.

— А ему-то что за дело? — тихо сказала Джанет, все еще глядя на древний глиняный сосуд и вспоминая часы, проведенные с Крейгом. Тогда они казались прекрасным, счастливым началом… теперь стали дорогими воспоминаниями.

— Ты права, твои поступки его не касаются, — заметил Четин, — но он думает, что имеет право вмешиваться. Ты не ответила на мой вопрос, Джанет.

— Должна честно признаться, ему это не понравилось. Но, как я уже сказала, теперь это не имеет значения. Ты не должен беспокоиться и винить себя. Все кончено, все забыто.

— Он знал, что ты идешь в поход?

— Не знаю, может, и знал. А может, догадался; я не говорила, что мы собираемся в горы.

— Я и не думал, что ты сказала, в противном случае ты не смогла бы пойти.

«Он произнес это каким-то обиженным тоном», — подумала она и удивилась. Четин никогда не пытался представить их отношения, как что-то большее, чем дружба, поэтому он не мог ревновать к Крейгу.

— Он бы остановил тебя.

— Я сама себе хозяйка, делаю, что хочу, — ответила она и вспомнила, как совсем недавно даже мысль о вмешательстве Крейга раздражала ее. Странно, но сейчас она не испытывала ничего такого. Знал ли Крейг, что она замышляла? Она припомнила свои подозрения, что он догадался. Даже если так, то он не сделал ни малейшей попытки остановить ее. Вероятно, это из-за ее настоятельной просьбы не вмешиваться в ее дела.