Над просторами северных морей - [37]

— Ты что? Очумел от радости? Над конвоем же летать запрещено, собьют! Потопали домой да побыстрее. Для нас теперь каждая минута на вес жизни. Боюсь, бензина не хватит! Ложись на курс 161. Да держи поточнее: выйдем на берег, я обратной прокладкой уточню место конвоя. Поехали!

Усенко в последний раз осмотрел окутанный дымами чудо-город в море и развернул машину на юг. Новиков не отставал.

И теперь погода не баловала летчиков. Наоборот, она все чаще подбрасывала им сюрпризы: то обволокнет самолеты моросью, то щедро посыплет сухим снегом, неожиданно опустит кромку облаков да так низко, что перед глазами уставших людей начинало рябить от близости пенных гребней. «Петляковы» рассекали морось, отряхивали снег, стремительно проносились над волнами и упорно приближались к родным берегам.

Короткий заполярный день заметно шел на убыль. Еще быстрее таял запас бензина в баках Пе-3…

Через час обратного полета Лопатин отстучал в эфир радиограмму о месте обнаружения конвоя. Эфир прослушивался плохо: был наполнен нескончаемым треском радиопомех, творимых гитлеровцами, и начавшей бушевать магнитной бурей. Все же в хаосе звуков бомбардиру удалось получить «квитанцию» — подтверждение, что радиограмма «землей» принята.

Задание было выполнено! Теперь, что бы ни случилось с летчиками, командование узнало, что РQ-18 приближается! Сознание этого поднимало дух уставших до безумия летчиков, рождало новые силы и надежды.

Но нарастали и новые трудности: наряду с ухудшением погодных условий росла тревога из-за уменьшающегося запаса бензина, из-за вероятности проскочить мимо берега Кольского полуострова и попасть в Белое море, а там уж никакого горючего не хватит, чтобы попасть на землю.

Появился еще один враг: приближающаяся ночь.

Возбуждение улеглось, в самолете воцарилась тишина. Лопатин перешел на микрофонную связь, пытался вызвать Энск, но помехи оказались сильнее мощности радиопередатчика.

Берег появился справа раньше, чем бомбардир ожидал по расчетам. Настроение у людей поднялось. Лопатин немедленно выключил секундомер, записал точное время полета от конвоя и снова включил: участок берега, на который вышел самолет, ни он, ни Усенко не узнавали. Нужно было лететь до появления знакомого ориентира.

— Так это же мыс Орлов! — обрадовался Константин, приглядевшись к полосе суши. — Теперь, считай, дома!

Лопатин внес коррективы и дал курс на аэродром. Над полуостровом наступали хмурые полярные сумерки.

Усенко с беспокойством поглядывал на ведомого: сможет ли он сесть при такой видимости? Новиков шел рядом, как приказал командир группы, крыло в крыло. Ведущий жестом показал ему: садись первым! Тот долго не понимал. Потом кивнул.

А впереди уже появилось знакомое плоскогорье, за ним провал глубокого каньона реки Поной. На темном поле дымили шашки. У посадочных знаков горели керосиновые фонари «летучая мышь». Фонари маленькие, а видны издалека — так потемнело. Константин глядел на огоньки и соображал: как посадить ведомого? Радио из-за помех не работало. Что делать? И тогда решил завести Новикова на посадочную полосу.

Он помахал крыльями и пошел вперед. Ведомый понял намерение командира, послушно держался за ним, повторяя все эволюции. Когда перед носом самолета оказались посадочные знаки, он убрал газ и благополучно сел. Порядок! Усенко облегченно вздохнул и… оробел: на приборной доске тревожно горели красные лампочки — бензин был на исходе! Когда рулил к стоянке, моторы заглохли: горючее иссякло. К самолету бросилась толпа.

— Весь аэродром сбежался! — довольный, ворчал Лопатин. — Хорошо! Машину на руках закатят в укрытие.

— Командир полка встречает, комэск! — разглядывал толпу Константин, неторопливо выключая приборы и питание. — Разнос не учинят, что пролетели больше положенного?

— Победителей не судят, говорили еще в Древнем Риме! — весело усмехнулся адъютант и нагнулся, чтобы открыть входной люк.

Едва летчики спустились на землю, как оказались в плотном кольце встречающих. Их тискали, помогали снять спасательные средства, восторгались. Потом все расступились, освобождая дорогу Богомолову.

Усенко вскинул руку для рапорта, но комполка опередил:

— Нашли?

— Так точно!

— Что там делается?

— Двадцать восемь транспортов! Все море в дыму!

— Молодцы, крещенные огнем! — Богомолов, не скрывая радости, обнял летчиков. — Утерли нос девяносто пятому! Быстро документацию в штаб — и в столовую! Есть и отдыхать!

К прилетевшим протиснулся Щербаков. Сердечно поздравив с успехом, комэск откровенно сказал:

— Мы уже считали вас погибшими. Вы ж пробыли в воздухе на двадцать минут больше расчетного. Как же ты ходил?

— На экономичном. Я ж консультировался…

— Ох, экспериментатор! Из-за тебя чуть не поседел. Ну да ладно! Пошли в столовую!

С неба донесся гул моторов, и над головами людей в полутьме низко пронеслись два самолета с включенными аэронавигационными огнями.

— Кто это?

— Капитан Пузанов и Рудаков. Они улетели после тебя.

Волна радости, несколько минут бушевавшая на стоянке, сменилась тревогой за жизнь тех, кто сейчас находился в воздухе: аэродром для ночных полетов не годился.

Огоньки в темном небе то появлялись, то пропадали.