Над пропастью - [38]

— Но, мой мальчик, люди, которые слушали его, как сам говоришь, разошлись по домам, а он со своими воинами ушел в горы, чтобы защищать их от красной заразы…

— И сам Джаббар Кенагас, закончив проповедь, похищает дочь Рамазанбая и уводит ее в горы, как и тех коней…

— Молодой мужчина увидел красивую девушку… Девушка увидела молодого красивого мужчину… — ишан Судур, по-видимому, хотел все свести к шутке. Но Курбан был серьезен.

— Нет, мой учитель. Мне довелось видеть эту девушку в доме почтенного Рамазанбая. Там квартировали кизил-аскеры, и я был среди них. Если бы вы видели, с каким презрением или даже ненавистью она смотрела на меня! Смелая девушка! Она не боялась взглядом показать врагу, что он враг. Уважаемый Рамазанбай решил укрыть дочь от чужих глаз, тайно увез ее в горный кишлак — под защиту таких, как Джаббар Кенагас. И что же?

— Мальчик мой! — завздыхал хазрат. — Ты стал совсем взрослым. Ты стал многое понимать. Скажи, кто тебя учил, кого ты слушал, пока меня не было возле тебя?

— Учитель! — воскликнул Курбан. — Того, чему вы научили меня, хватило бы и на две, и на три жизни!

— А все-таки, — не унимался хазрат. — Понимаю, когда юноша и не слушает — он слышит… Кто у них там сейчас самый главный? — спросил хазрат напрямик.

Курбан внутренне насторожился: «Спрашивает, а сам знает: Пулатходжаев!»

— Самый главный у них, учитель, председатель ревкома Файзулла Ходжаев.

Ишан Судур молчал.

— Нет, — наконец сказал он. — Его выбрали, но не он главный.

«Ого, раскрывается его преосвященство! — отметил Курбан. — Кого же назвать? Поиграю»…

— В Байсуне у них самый главный — Алимджан Арсланов, — выложил Курбан второй козырь.

— Этот кто — из богатой семьи? — немедленно отозвался Ишан.

Мелькнула мысль: этого он знает.

— Нет, из семьи со средним достатком. Его отец, Арслан, из образованных, учился в Бухаре…

Ишан Судур резко оборвал его:

— Не надо! Знаю его отца. Всех — знаю. Кого знаешь ты?

— Кого знаю… Пулатходжаева!

— О боже! — вскричал ишан Судур. — Разве Пулатходжаев не самый главный во всей Бухаре? Он председатель исполнительного комитета! Я думаю, он сейчас обладает большей властью, чем Файзулла Ходжаев. Вся советская власть — в его руках! Хотя… С одной стороны, они родственники, двоюродные братья. Однако оба они — как два разных мира…

Тем временем в юрту вошли Турсун-охотник и Киям. Охотник едва заметно кивнул Курбану, поставил на сандал большой поднос с угощением. Ишан Судур засуетился, снова стал добрым, любящим наставником, он полон внимания, сердечности, он проявляет отцовскую любовь к Курбану.

— Садись, Киям, садись, — сказал охотник с круглыми, как у совы, глазами, забирая у него из рук фарфоровый чайник с нежным рисунком. Киям бросил на него испуганный взгляд, торопливо уселся.

Что было всего за полчаса до этого? Киям торопливо вышел из юрты и, дойдя до чертового оврага, громко позвал Турсуна-охотника, а затем быстро вернулся. Только приложил он ухо к войлоку юрты, подкравшийся неслышно охотник, словно клещами, схватил его за плечи. И был у них разговор — которого никто не слышал…

А ведь он лукавил, старый ишан! Всем видом своим показывал, как внимательно выслушивает Курбана, как в одном не соглашается, в другом сопереживает, будто впервые узнав о проделках Джаббара Кенагаса. Между тем…

Вчера его преосвященство, получив известие об Энвере-паше, прогуливался в одиночестве по улицам, остановился на перекрестке поговорить с Сафаром-мясником. И разговор был хороший, неторопливый, когда появился на вершине холма Тонготар, спускавшийся с Сухтачинара. Появление его насторожило ишана Судура.

— Чем обязан? — спросил хазрат, когда тот почтительно приблизился.

— Просят вас… — Тонготар, несмотря на свою близость к беку, почему-то всегда волновался, избегал тяжелого взгляда ишана Судура, хотя тот относился к нему доброжелательно. — Приехала ваша землячка… Разговор касается ее.

Ишан Судур подошел к Ибрагимбеку, поздоровались.

— Ваше преосвященство, — улыбаясь, сказал Ибрагимбек. — Интересный случай! Вот молодой человек, Джаббар Кенагас, говорят, из известного рода кенагасов… Из Шахрисабза. Явился он не с пустыми руками — привел около сорока отличных лошадей. Это неплохо, а? Это мы одобряем, а? Однако у него есть еще такая добыча…

— Так, так… — весело сказал ишан Судур. — Кони — это прекрасно! Но значит, есть нечто большее, чем кони?

Джаббар Кенагас выглядел растерянным. Стоило промолвить слово джигитам ишана Бахрамхана, как он сразу повернул сюда. Да, он разграбил Чунтак и обобрал Сайбуй. Но для чего он натворил столько дел? Конечно, в пользу армии ислама! Табун лошадей он забрал в наказание жителям Чунтака, в Сайбуе — на всякий случай, шли-то через перевал. И не все дошли… «Вы же не видите нас там, когда мы смотрим, как лошадь срывается с кручи, когда, ударившись об острый выступ, с распоротым брюхом, теряя кишки, стремительно катится в пропасть, вы видите нас только, когда мы пришли. Мы здесь. Спокойные. Ваши ноздри не почуят запаха ни пота, ни крови. Мы пришли. Мы слушаем. Можете высказывать свое недовольство! можете сказать: завтра пойдете… И мы пойдем — туда же, так же… Ну, а теперь я привел не только лошадей. Девушку. Девушку из Сайбуя. Я знаю, она из знатного рода. Я ее пальцем не тронул! И она будет моей, я добьюсь признания бая…» — так думал Джаббар Кенагас. Он был уверен в своем праве на эту девушку.