Над Припятью - [29]

— Ты прав. Самое главное — это тот берег Припяти…

Немного утихли. Вскоре громкий разговор раздался где-то впереди колонны. Остановились. Командир отряда забеспокоился.

— Что там делается во главе колонны? Подхорунжий Лешек, прошу проверить, и быстро!

— Слушаюсь, пан капитан!

Высокий мужчина исчезает в тени колонны, обходит сонных людей, спотыкается о корни и ноги лежащих партизан. Где-то впереди слышит проклятия, ругательства. Подходит туда.

— А черт тебя побери! Растяпа… Как ты мог уронить в болото станину пулемета?

— Сам не знаю, как меня сломило… Пан поручник! Я в самом деле…

— Под суд маменькиного сынка! — раздался рядом голос, полный негодования.

— Молчать! В советниках не нуждаюсь, — взбесился поручник Чеслав.

— Пан поручник! Это не повторится. Клянусь! — Партизан бьет рукой по груди мокрого пиджака.

— Не повторится, — передразнивает кто-то.

— Я действительно уже едва…

— Заткнись, разиня. А это должно блестеть. Знаешь как? Понял?

— Да! Сейчас почищу. — Парень снимает пиджак и проводит им по загрязненной стали.

— Я займусь тобой на том берегу… Эй, там! Вы двое, продолжайте нести, а этот пусть помогает. — Поручник устало вытирает лоб платком.

— Поручник Чеслав, старик обеспокоен этой задержкой, — подхорунжий тронул командира роты за рукав мундира.

— Это ты, Лешек? Все в порядке. Видел? И с такими надо прорываться через фронт… Вперед! Соблюдать тишину… Вперед! — Похлопав подхорунжего по плечу, он скрылся.

Тронулись. Сотни ног опять топчут гнилой камыш, кочки мха, которые вдавливаются как губка и проваливаются под человеком.

— Хорошо, что артиллерия перестала нас беспокоить, — донесся до подхорунжего обрывок разговора. Он приостановился, чтобы пропустить идущих.

— Не беспокоят, — усмехнулся подхорунжий, — не беспокоят.

…Ему вспомнилось гитлеровское орудие, которое хлопало, когда они скрылись среди камышей. Один из снарядов разорвался перед майором Ивановым, а его самого обрызгало с ног до головы зловонной тиной. Досталось и другим, идущим рядом, но никого не ранило. Однако майора это разозлило. Он выслал нескольких разведчиков расправиться с гитлеровскими пушками, сеющими панику.

Лешек попросил у Гарды позволения присоединиться к разведчикам. Вшестером они подкрались к орудию, у которого расположились пять гитлеровцев. Двое несли снаряды. Гитлеровцы сдались в плен без сопротивления. Орудие партизаны сбросили в болото. Майор похвалил за хорошее выполнение задачи. Однако в первую же ночь пленные немцы куда-то исчезли. Как было на самом деле, никто не выяснял. «Возможно, блуждают где-то среди болот», — думал подхорунжий, вспоминая этот случай. Он знал местность Волыни, это была его родная сторона. Здесь он родился, провел детские годы, приезжал сюда на каникулы. Бродил по этим пустынным местам. Отец — директор сельской школы — был доволен, что сын любит природу. Он хотел, чтобы тот унаследовал его профессию, поселился на родной стороне и стал учителем, работником просвещения, которое здесь было так необходимо. Неизвестно, как сложилась бы судьба Лешека, если бы не дядя — кадровый офицер. Поручник Ян Жалиньский произвел впечатление на молодого человека своим мундиром и рядом крестов и медалей, полученных за участие в сражениях. И Лешек пошел в офицерское училище. После сентябрьской катастрофы возвратился сюда…

Далекий грохот разрезал чистое тихое небо и протяжным эхом прокатился над землей. Вскоре вновь раздались орудийные выстрелы. Вспышки разрывов озаряли горизонт. Партизаны очнулись. Враг опять напомнил о себе.

— Скорее, ребята! — Команда пробежала по колонне, едва различимой в предрассветном мраке.

— Скорее, ребята, скорее…

Подхорунжий смотрел на людей, у которых легкие работали словно меха, лоб покрылся потом. На их истрепанные мундиры слоями накладывалась болотная грязь.

Командиры подгоняли. Для сострадания не было ни места, ни времени. Подходили к фронту.

До Припяти было уже близко. Перед рассветом должны дойти. А если не успеют? Тогда останутся во фронтовой полосе, растерзанные артиллерийскими снарядами и бомбами, втиснутые в трясину. Припять — это спасение. Во что бы то ни стало нужно перебраться на ее восточный берег. Вчера туда ушли разведчики и саперы. Первые — чтобы известить о приближении польско-советской партизанской группировки, вторые — чтобы подготовить проходы в заграждениях противника.

— Командиры! Подтянуть людей, рассвет приближается, — поторапливал обеспокоенный Гарда. Как опытный командир, он старался предусмотреть наихудшее.

* * *

Тем временем полковник Ринге получил некоторые данные, касающиеся численности людей, вооружения и запасов продовольствия группировки Гарды и Иванова.

Однако он не знал, в каком месте трясины находятся партизаны и каким путем они из нее выйдут. Самолеты-разведчики ничего не заметили. Пешие разведчики, которых он выслал, не вернулись. Полковник не знал, что они нашли свою могилу среди тростника и водных зарослей волынской топи, вовремя замеченные походным охранением партизанской группировки. Начальник разведки группы армий «Северная Украина» все больше беспокоился. Поводом к этому было не только то, что фельдмаршал Модель ждет известий. Беспокойство этого ослепленного геббельсовской пропагандой офицера вермахта вызывало другое: аковцы прорываются к большевикам! Идут вместе с советскими партизанами… Полковник ждал донесений.