Над обрывом - [37]
Тяжело дыша, Лоос остановился. Он слегка наклонился, обеими руками опираясь на зонтик, и, поскольку вокруг царила мертвая тишина, я услышал, как у него несколько раз клацнули зубы.
— Тебе что, нехорошо? — спросил я.
— Нет-нет, — сказал он, — просто ты меня удивляешь, а это мне неприятно. Ты по-братски сочувствовал мужу Валери, когда охмурял его жену. Пока Валери наводила красоту, чтобы тебе понравиться, ты заигрывал с Евой и при этом испытывал живейшие угрызения совести. Мужская природа благороднее. Ну, пойдем, уже почти полночь.
— Да, — сказал я, — согласен, безупречным этот флирт никак не назовешь, и притом в итоге все свелось к одному-единственному жаркому свиданию следующим вечером. Большего она не пожелала. Я еще несколько раз ей звонил, но мои предложения ее не устраивали, и это дело мало-помалу ушло в песок.
— А как было дальше с Валери? — спросил Лоос. — Как прошел тот вечер с ней?
— Да так себе, — сказал я. — Хотя она была веселой, как в первое время. И вообще выглядела вполне отдохнувшей. Кое-что, правда, было не в порядке, это я заметил, когда она вернулась на террасу. Ее безымянный палец был забинтован. По ее словам, гуляя по лесу, она глупейшим образом споткнулась о ветку, упала и сломала палец. Это случилось в первую же неделю. На вопрос, почему она ни словом не обмолвилась об этом происшествии, когда говорила со мной по телефону, она сказала только, что не хотела показаться плаксой. Так, болтая, мы доехали до Агры — с остановкой в Аньо, где я заправил машину, а Валери купила сигареты и женский журнал. Воздух в доме был затхлый, дышалось тяжело. Я открыл ставни и окна. Валери обняла меня. Я сказал, что должен еще сделать короткий деловой звонок, налил ей рюмку «синара»[4] и пошел в сад, откуда позвонил секретарше и попросил перенести две встречи, назначенные на завтра. Когда я вернулся, Валери сидела на диване и листала свой журнал. Она спросила, знаю ли я, как долго может прожить комнатная муха. Нет, ответил я, не знаю. «Только семьдесят шесть дней», — сказала она. Я заметил, что по сравнению с мухой-однодневкой эта просто долгожительница. Она встала и снова обняла меня. «Ты ведешь себя, как чужой, — сказала она. — В чем дело?» — «Ни в чем, — ответил я, — просто у меня небольшой стресс». Она спросила, не сделать ли мне массаж. Я ответил, что проголодался. Мы поехали вниз, к «Бельвю». Валери ела с аппетитом, а я только что не давился. Она оживленно рассказывала о своей жизни в санатории и о том, что уже почти подружилась с Евой. Как мне понравилась Ева? Я ответил, что она, по-моему, очень славная, и тут у меня вдруг шевельнулось подозрение.
— Знаю, что ты имеешь в виду, — сказал Лоос. — У меня иногда тоже возникало такое подозрение, но я верю, что Валери, как я представляю ее по твоим рассказам, была не способна на мелкие пакости. Она не стала бы просить Еву выступить в роли приманки, чтобы испытать твою верность.
— Ты прямо как рентгеном все просвечиваешь, даже страшно, — сказал я. — Действительно, у меня появилось такое подозрение, но, как и ты, я сразу же его отбросил. Короче говоря, я собирался подвести разговор к нашим отношениям и сказать Валери со всей возможной деликатностью, что эти отношения изжили себя и мне кажется, что я не тот, кто ей нужен, не смогу дать ей то, чего она от меня ждет. Но мне это не удалось. Она была такая милая и жизнерадостная, а я все выжидал и был намеренно немногословен, в надежде, что она опять спросит меня: что случилось? Но она не спросила. Часам к десяти я отвез ее обратно в «Кадемарио». Пока мы ехали, она что-то напевала. Я пошел за ней в ее комнату, она хотела мне ее показать. На столе стояла бутылка красного вина и два бокала, рядом — телевизор, который Валери накрыла небольшой салфеткой. Она откупорила бутылку, что обычно делал я, и налила полные бокалы. Потом села на кровать, а я предпочел кресло. «За нас!» — сказала она и сделала глоток, потом поставила бокал на тумбочку и растянулась на кровати. «Валери…» — произнес я. «Томас, — робко молвила она, — подойди ко мне на минутку, я хочу сказать: подойди одетый, просто так». Я не мог двинуться с места. Она села на кровати. «Я это выдержу», — сказала она. Я спросил, что именно. «То, что ты хочешь мне сообщить», — ответила она. И стала слушать меня. Она была спокойной и собранной, только подбородок иногда дрожал. Когда я закончил, она кивнула, словно в знак согласия. Ничего не спросила. Тихо, едва слышно произнесла: «Какой жалкой я себя чувствую». Через несколько минут она встала и открыла дверь: «Беги!» Вот как оно было. С тех пор мы больше не виделись и ничего не слышали друг о друге. Я говорю это без сожаления, поскольку Валери, по-видимому, быстро свыклась с мыслью о разрыве: ведь иначе она не смогла бы вот так сразу исчезнуть с моего горизонта и еще долго отравляла бы мне жизнь.
— Может быть, она вернулась к своей тихой пристани? — предположил Лоос.
— Все может быть, — сказал я. — Говорят, некоторые мужчины не прочь обнять и утешить женщину, когда она после жестокого разочарования заплаканная возвращается домой.
