Над Мерапи облака - [76]

С политическим господством колонизаторов в Индонезии давно покончено, но церковники сохранили в стране значительное влияние, играя роль идеологического оружия крупных монополий Запада.

В Медане, центре провинции Северная Суматра, случай свел меня с отцами-миссионерами. Их было четверо, сухих поджарых голландцев в белых полотняных сутанах. Это были начитанные, образованные люди, знающие страну, в совершенстве владеющие индонезийским языком. Они возглавляли местную католическую школу и учительствовали в ней.

Надо отдать должное, дух времени наложил свою печать и на этих слуг святого престола. Они вежливо беседовали с советским журналистом, познакомили со своей библиотекой и даже согласились показать мне свою школу, по их словам, лучшую во всей Северной Суматре. Школа действительно производила хорошее впечатление. Здание было построено продуманно, с учетом местных климатических условий. Просторные классы выходили на открытые коридоры — галереи. Хорошее оборудование, шкафы с наглядными пособиями, географические карты и учебные плакаты на стенах, опытные преподаватели — все это выгодно отличало эту школу от других городских учебных заведений.

— Мы платим нашим учителям в несколько раз больше, чем в государственных школах, — пояснил директор отец Матиас. — Поэтому они не бедствуют так, как их коллеги из правительственных учебных заведений. Ведь обычно учитель вынужден искать подсобный приработок.

— Ваши ученики обязательно должны принадлежать к католическим семьям? — спросил я.

— Вовсе нет. Многие видные чиновники, военные дельцы, причем ревностные мусульмане, предпочитают посылать детей к нам.

— И это не противоречит их приверженности к исламу?

— Если представляется возможность дать детям более солидную подготовку, какую пока не в состоянии давать обычные правительственные школы, здравомыслящий человек никогда не будет щепетилен в вопросах религии. Мы же рассчитываем на добрые чувства наших учеников к религии христовой.

Я убедился, что деятельность отца Матиаса была далеко не безрезультатной. Этот приветливый, добродушный наставник в старенькой сутане совсем не походил на сурового, фанатичного аскета с полотна Эль Греко. На перемене его окружили стайки девочек и мальчиков. И для каждого старый учитель-монах находил приветливое слово, прибаутку, шутил, смеялся. Потом, распрощавшись со мной, он взобрался на старенький велосипед и укатил домой.

От отца Матиаса я узнал, что на живописном берегу озера Тоба, в городке Прапат, живет на покое престарелый монах-голландец отец Донатус. Четверть века прожил он в джунглях Калимантана как католический миссионер. И он не только нес слово божье лесным даякам, но и занимался серьезной научно-исследовательской работой как антрополог, этнограф, лингвист, изучал диалекты племен, собирал самобытный даякский фольклор. Его живые, непосредственные наблюдения легли в основу ценнейших исследования о жителях джунглей Калимантана, их обрядах, обычаях, говорах, народном творчестве.

Во время поездки в глубь Северной Суматры я постарался разыскать в Прапате ученого-монаха. Сделать это было нетрудно. Городок, прилепившийся к крутому, обрывистому берегу глубокого черного озера, был невелик. На прибрежном холме среди зелени белеет церковка с остроконечным шпилем-иглой, окруженная обителями монахов и строениями католической семинарии.

Отец Донатус принял меня с моим попутчиком генеральным консулом в Медане Ежовым в своем рабочем кабинете. Хозяин — бодрый еще старик с большими жилистыми руками фламандского крестьянина и бесцветными, словно выгоревшими от тропического липца глазами. Облачен он в коричневую сутану из грубой ткани с остроконечным воротником, спускающимся почти до самого пояса. В кабинете скромная, но отнюдь не монастырская обстановка, несколько продукций с рафаэлевских фресок Сикстинской капеллы и книги, множество книг. Здесь и тисненые фолианты прошлых эпох, и современная научная периодика.

Ученый живо интересовался работами советских этнографов, рассказывал о своих трудах, показал несколько редких изданий. Ему были известны имена и ряда ученых нашей страны.

Разговор перешел к лесным даякам — излюбленной теме отца Донатуса.

Меня особенно интересовали некоторые даякские обычаи и обряды, их анимистические верования, — говорил он. — Это было интересно с точки зрения и науки, и моей практической миссионерской деятельности. Ведь я не смог бы обратить в лоно христово ни одного язычника, если бы не знал его характера, мировоззрения, привычек. Изучая жизнь даяков, я пытался уловить некоторые, разумеется чисто внешние формальные аналогии между его обрядами и христианскими. И это давало мне возможность внушить моей будущей пастве, что новая вера не противоречит привычному укладу, образу жизни.

Отец Донатус был противоречивой фигурой. Ученый с мировым именем, подвижник науки и в то же время ревностный проповедник христовой веры, опирающийся в своей миссионерской деятельности не только на рвение, но и на солидную научную базу. Святой престол, разумеется, должен был дорожить таким ученым слугой, который брал на вооружение современную науку.